Училка и миллионер - Маша Малиновская

— Здравствуйте, Екатерина Валерьевна! — слышу я голос через стеллаж с фруктами, и крупная женщина спешит обойти его и загородить мне проход. — Ну как там мой?

Вопрос, который я слышу чаще, чем хотелось бы, стоит мне выйти из дому. А всё потому, что я уже третий год работаю учителем истории и обществознания в районной школе.

И сейчас женщина осматривает мой внешний вид вскользь и поджимает губы. Я так и читаю в её глазах: “Ну и видок! И это учитель? Чему она научит моего сына?”

А я всего лишь в мешковатых спортивных штанах и длинном худи лимонного цвета. Вас не удивляет? А вот многие считают, что учитель должен всегда быть при параде. Ну, блузка там, юбка строгая.

Содержимое моей корзины тоже сканируется. Ох-хо, бутылка вина? Вот теперь можно ожидать волну простыней в родительском чатике. И это самый лучший вариант, а то гляди и к директору придут с жалобой. Хотя, у самой родительницы в корзине двушка пива и бутылка водки.

— Здравствуйте, — приветливо улыбаюсь, глядя, как у кассы очередь нарастает с геометрической прогрессией. — Работает, только неусидчивый, болтает много.

— Ой, он у нас с детства такой! Вот в семь месяцев уже шесть слов говорил. Серьёзно!

Ну да. У меня детей ещё нет, в почти двадцать три года я об этом пока не задумываюсь, но что-то мне подсказывает, что в семь месяцев уж как-то рановато. А вот сейчас этот детина в девятом классе безостановочно чешет языком на уроках и не гнушается скабрезных шуточек в мой адрес. Пусть тихо, но он точно знает, что я их слышу.

И стоять бы мне ещё долго у стеллажа с фруктами в плену матери Муразина, потому что чем ещё заняться учителю вне работы, как меня спасает громкое объявление с закрытой кассы:

— Третья касса — свободна!

А я как раз рядом, если развернуться и пойти обратно. Я ещё хотела купить кефир, но обойдусь, пожалуй.

— Ой, а вот и касса! — снова натягиваю улыбку и ретируюсь.

Мне пробивают продукты, складывая обратно в корзину, я расплачиваюсь, забираю корзину и иду к стойке, чтобы переложить всё в пакет. Только вот спокойно дойти к ней не получается. Едва делаю пару шагов, как в меня врезается огромное тело. Корзина с продуктами валится на пол и по нему россыпью катятся мандарины, фисташки из лопнувшего пакета, бутылка молока и рулон туалетной бумаги. Ну и моё вино, громыхая стеклом бутылки на стыках плиток на полу.

— Охренеть, — вырывается совсем не учительское и, уверена, шокирует стоящую сзади маму Муразина.

— Я прошу прощения, — слышу сверху низкий голос. — Я возмещу.

Поднимаю глаза и наталкиваюсь взглядом на высокого широкоплечего мужчину. Деловой костюм, крупные часы видны из-под манжеты пиджака на запястье, даже запах дорогого парфюма слышен. Он явно выделяется в общей массе покупателей. Что он вообще забыл в таком виде в супермаркете?

Меня сегодня натянули на работе, сказав, что я слишком верю в хорошее. Хозяйка съёмной квартиры в обход договора решила повысить на тридцать процентов аренду. А ещё у меня ПМС. И вот теперь этот мужик… Это всё очень, очень плохое стечение обстоятельств.

К тому же, он совсем не собирается помочь мне собрать всё обратно в корзину. А вместо этого протягивает несколько свёрнутых крупных купюр. Там явно больше, чем стоили мои продукты, и от этого ещё более унизительно. Собирать их придётся мне, работникам магазина всё равно, тем более товар уже оплачен. А я понесу домой грязные, обвалянные в пыли продукты. Этот мужик явно не собирается мараться.

— Не нужны мне ваши деньги! — выпаливаю сердито. — Нечего тут ими сорить. Миллионер, что ли?

Я вообще-то совсем не сварливая, но сейчас такое ощущение, что этим своим небрежным жестом “на и отвали” он переполнил мою чашу неудач на сегодня.

— Тише, девочка, — его голос меняется, становится ниже и приобретает металлический оттенок. — Больно, смотрю, ты резкая. Нашлась тут училка.

— Представь себе, училка!

Наклоняюсь, сгорая от стыда перед людьми, что наблюдают эту сцену, быстро забрасываю в пакет бутылку вина, молоко и туалетную бумагу, попрощавшись с мандаринами и фисташками, и, едва не зацепив плечом мистера “я возмещу”, вылетаю на улицу.

Выдыхаю свободно уже только в квартире. Вот так денёк. А ещё эта встреча!

Но знала бы я тогда, чем она для меня обернётся…

— Так, отлично! А теперь попробуем сделать выводы из всего, что сегодня мы с вами узнали…

Ребята сосредотачиваются, глядя на схему на доске. Проектор в очередной раз заглючило, и пришлось всё чертить мелом на обычной доске. С техникой, конечно, легче и удобнее, дети лучше воспринимают материал, больше возможности показать им всё и детальнее рассказать.

Но проектор мне достался старый, перегревается минут за десять, и дальше просто светит синим. Когда я обратилась к директору, мне было сказано, что мультимедийных досок закупили только пять и отдали их передовикам, я тут без году неделя, вот и почерчу мелом на доске. А я бы столько всего сделала с мультимедиа! А у передовиков вон висят они без дела, старые бумажные наглядные таблички вешают на эти доски на скотч или магниты. Я же и курсы специальные проходила. Но что поделать, мел и доска — наши друзья.

Закончить фразу я не успеваю, потому что после стука открывается дверь, и секретарь говорит мне зайти к директору.

Закрываю в ноутбуке вкладку с электронным журналом, пишу домашнее задание на доске и, коротко подытожив урок, выставляю отметки. Сразу по звонку иду в кабинет директора.

— Вызывали, Наталья Валентиновна? — заглядываю в кабинет.

— Да, Екатерина Валерьевна, проходите.

Раз Екатерина Валерьевна, а не Катюша, значит, чем-то недовольна, и сейчас меня ждёт очередное вливание.

Прохожу в кабинет, присаживаюсь на стул, на который кивает директриса. Лучше бы постояла, а то этот стул у стены голой как позорный табурет.

— Как думаете, зачем я вас позвала?

Ещё один излюбленный приём — давление. И тут ты такой должен раскаяться и голову пеплом посыпать. Но я понятия не имею, если честно. Возможно это по поводу вчерашнего казуса в “Орешке”, мало ли кто решил, что я не достойна звания учителя, если покупаю вино и грубо отвечаю наглым мужикам.

Поднимаю брови, показывая, что не знаю, о чём она.

— Екатерина Валерьевна, вы, конечно, ещё совсем юны, — давит авторитетом. — В институте вас там учат быть толерантными к проделкам и прочее, но работа тут, в поле, она немного отличается. Я слышала, вам Петров в 9-в урок сорвал?

— Мы разобрались. Он извинился.

— Да ему извиняться, как с горы катиться. Почему нет докладной на имя соцпедагога? Надо сразу мать ко мне, а лучше отца. Вы, прощая хулиганство на уроке, себе авторитет не построите.