Привет, моя радость! или Новогоднее чудо в семье писателя - Олег Рой

Костя никогда не видел отца. Отсутствие отца – это была данность, с которой он ничего не мог поделать. Разу-меется, сначала он не придавал этому большого значения. Достаточно того, что у него есть мама. С заботливыми руками, ласковым голосом, с таким родным и знакомым теплом. Этого материнского космоса ему было более чем достаточно.

Но со временем мир изменился, стал раздвигаться и расти, обнаруживая все новые и новые удивительные и обжигающие подробности. Естественно, Костя, отчасти сам, отчасти с помощью друзей во дворе и сердобольных соседей, обнаружил, что у детей бывают мама и папа. На первых порах Ангелине Ивановне легко удавалось уходить от его вопросов. Потом уворачиваться стало гораздо труднее. И она сочинила историю про папу. Разумеется, его папа был отважным путешественником, силачом и спортсменом. Так что когда люди начали совершать полеты в космос, его папа оказался в числе первых космонавтов.

Далее следовал рассказ о героическом полете, о необыкновенных приключениях, где папа всегда был на высоте. Все заканчивалось загадочным исчезновением космического корабля. И уж совсем в неясном туманном мареве, куда вслед за космическим кораблем уплывала эта грустная история, мелькала надежда, что корабль рано или поздно отыщется и Костя наконец увидит отца.

Эта версия исправно служила несколько лет. Повторенная много раз, дополненная живым детским воображением, она хоть как-то заполняла зияние на том месте, где полагается быть отцу.

А потом Костя повзрослел, все обдумал, кое-что понял и больше не приставал к матери с вопросами о папе.

Ангелине Ивановне было мучительно стыдно перед сыном за ложь. Тысячу раз она собиралась рассказать ему правду. Но правда эта была так заурядна, так банальна, что у нее опускались руки. Пусть уж мальчик ничего не знает об отце, чем узнает эту скучную, неинтересную, такую житейски-обыденную правду.

Позже она даже нашла себе оправдание. Ведь именно благодаря вымыслу об отце-космонавте у ее мальчика развилось воображение. Он научился управлять им и фиксировать в своих судовых журналах. И вот итог: ее Костик – знаменитый успешный писатель, твердо стоящий на ногах.

С момента написания этого письма прошло больше тридцати лет. На бумажном листе потускнели чернила, и краски рисунка на обратной стороне погасли, потеряв под натиском времени первоначальный цвет. Впрочем, может быть, аккуратно запечатанному конверту не удалось добраться до волшебного адресата и занять свое место на многоярусных полках его кладовой среди множества других писем. Возможно, письмо пропало, затерявшись в предновогодней суете далекого прошлого, но теперь, спустя многие годы, это уже не кажется столь ужасным…

Простившись с детством, неутомимый путешественник и отчаянный покоритель далеких планет перестал ждать ответа. Он стал знаменитым сказочником и теперь сам мог творить чудеса. До этого утра он не сомневался, что на страницах собственных произведений обладает всемогущей властью над героями…

Проснувшись, Константин не сразу узнал потолок кабинета, хотя со вчерашнего вечера потолок ничуть не изменился. Словно настраивая фокус объектива, он нахмурился и несколько раз сосредоточенно моргнул, стараясь при этом попасть в ритм и быстро вспомнить, какой сегодня день, месяц и, главное, год. Как правило, доподлинно установить это удавалось исключительно в обратном порядке, но сегодня, почувствовав у себя на груди мягкую тяжесть головы плюшевого медведя, известный писатель сразу вспомнил нужную дату и благодаря нехитрым вычислениям с привычным отчаянием тут же осознал, что катастрофически опаздывает. Значит, ему придется отбиваться от нешуточного натиска Антона Хмурова, выкраивать время для работы, хоть как-то общаться с Лизой и ее бабушками. Хорошо, что Чарли и его новый квартирант, зеленый молчаливый Ивася, не требуют к себе внимания и не отнимают драгоценные минуты.

До Нового года оставалось всего шесть дней, затем начнется дополнительное время, и тогда счет пойдет уже на минуты. Константин хорошо знал, что работать в таких условиях очень трудно, а воплощать творческий замысел практически невозможно. Поэтому, резво вскочив с дивана, он поспешил на кухню, успокаивая себя тем, что сегодня обязательно попробует наверстать упущенное и отыграть несколько штрафных.

– Доброе утро, папочка! – воскликнула Лиза, на мгновенье показавшись из-за распахнутой двери огромного холодильника. – Садись скорее и внимательно слушай! Это очень, очень важно! Я должна… Я должна тебе рассказать…

– Стоп! – строго прервал дочку Константин и, приблизившись к кофеварке, не менее строго добавил: – Соловей, у меня мало времени! Точнее, его совсем нет. Я не могу отвлекаться. Сейчас мне немедленно надо выпить двойной, нет, тройной эспрессо и немедленно приступить к работе… Потом поговорим…

– Папа! Я как раз хотела поговорить с тобой об одной вещи, которая случилась… – запротестовала девочка.

– Нет, нет и еще раз нет… Милая, не сейчас! И пожалуйста, – умоляюще воскликнул он, заметив на кухонном приборе пушистого героя своих сказок, – не раскидывай игрушки по всей квартире! Я знаю, у тебя их миллион, и справляться с ними, наверное, очень трудно, но ты все-таки постарайся…

Его бесцеремонно перебил однотонный сигнал. Кофе был готов. Константин с отработанной точностью быстро соединил чашку с блюдцем и, приподняв фарфоровую пару, с наслаждением сделал несколько обжигающих глотков, стараясь не замечать укоризненного взгляда Лизы.

– А кстати, – через мгновенье продолжил он, с любопытством рассматривая забавного персонажа. – Откуда он у тебя взялся? Вот ведь чудеса! Я совсем недавно утверждал пилотный образец этой игрушки, и они никак не могли так быстро сделать целую партию таких… И мордочка у него, кажется, совсем другая! Как будто слишком… Слишком грустная, что ли…

Константин подошел ближе и, наклонившись, стал пристально всматриваться в глаза Бедокура. В окружении пушистых ресниц они переливались каким-то необыкновенным влажным блеском, а неподвижный взгляд был печальным и очень внимательным. Не в силах оторваться, писатель словно тонул в больших темнеющих его отражением зрачках, как вдруг… На мгновенье отражение пропало. Пушистые веки дрогнули и, быстро сомкнувшись, открылись вновь.

– Лиза!.. Лиза!.. Ты видела?.. Он моргнул!!! – закричал писатель и, отпрянув в испуге, опрокинул на себя горячий кофе.

Большое темное пятно остроконечным материком расползлось по светлой рубашке, но Константин не почувствовал его жара. Внезапно потеряв самообладание, он подпрыгнул, вскочил на барную стойку и, словно дикий зверь, загнанный охотником на вершину баобаба, принялся с напряжением следить за синим героем своих произведений.

Прошла минута. Бедокур продолжал неподвижно сидеть на переливающейся хромом кофеварке, но затем, проворно согнув мохнатые лапки, неожиданно встал и, ухватившись за висевшее рядом полотенце, соскользнул вниз. Сделал он это не совсем ловко, но все же не упал. Услышав, как плод его воображения часто шлепает по отполированному мрамору, Константин побледнел. Оказавшись на столешнице, Бедокур деловито подошел к Лизе и, предусмотрительно заслонившись мохнатой ладошкой, что-то тихо прошептал, косясь на Константина…