Человек, стрелявший ядом - Сергей Плохий

Льва Ребета обнаружили на лестнице, в нескольких шагах от редакции его газеты, в одиннадцатом часу утра. Он все же смог подняться на второй этаж. Уборщица услышала крики (гость из Москвы соврал, что жертва мгновенно падает без сознания), нашла умирающего и подняла тревогу. Вызвали врача и полицию. Патрульным позвонили в начале двенадцатого и сказали, что какой-то мужчина упал на лестнице. Через минуту уточнили – скончался. Доктор Вальдемар Фишер, прибыв на место происшествия, установил приблизительное время смерти: 10:50. Причиной смерти он посчитал остановку сердца. Телефона в доме Ребетов не было. Как же известить жену и детей? Кто-то из сотрудников газеты вспомнил, что телефон есть у их соседа, тоже украинца. Позвонив соседу, застали его дома. Ему-то и пришлось сообщить Дарье Ребет страшную новость, потом он же отвез вдову на Карлсплатц.

Дарья была потрясена: покойный муж никогда не жаловался на сердце. Однако вскрытие, которое провел два дня спустя Вольфганг Шпанн из Института судебной медицины Мюнхенского университета, подтвердило диагноз доктора Фишера. Одна из артерий в момент смерти заметно сжалась – университетский патологоанатом не увидел в этом никаких признаков стороннего вмешательства. Родным и товарищам Ребета пришлось поверить такому заключению. Но в глубине души они опасались, что это несчастье – лишь первый этап операции КГБ по устранению их всех51.

Вечером 12 октября, пока полицейские, врачи и вдова силились понять, что постигло Льва Ребета, портье отеля «Континенталь» во Франкфурте зарегистрировал нового клиента – Зигфрида Дрэгера. На следующий день «Дрэгер» сел на самолет, приземлился в Темпельхофе и пересек границу. Оказавшись в ГДР, он сначала поехал домой – на Мариенштрассе в центре Берлина. Там он снимал меблированную комнату у пожилой фрау Штранек. Для нее Сташинский был Йозефом Леманном, этническим немцем из Восточной Европы – это легко было определить по акценту. «Леманн» вносил арендную плату вовремя и не причинял никаких неудобств. Такой тихий и вежливый постоялец идеально подходил любой хозяйке. Фрау Штранек он говорил, что служит переводчиком в Министерстве внешней торговли ГДР и время от времени его посылают в командировки. Так что в воскресенье вечером «Леманн» просто вернулся из очередной поездки, а на следующее утро, как обычно, пошел на службу.

На самом деле с утра агент позвонил в Карлсхорст и сообщил куратору, что он уже в Восточном Берлине. Деймон спросил, все ли в порядке, успешно ли прошла поездка. «Да», – ответил Сташинский. Майор назначил встречу в городе. Помимо устного рапорта подопечный подал Деймону два письменных. В первом излагалась хронология поездки, были перечислены посещенные Сташинским города, гостиницы, где он останавливался, авиарейсы, которыми он летал. Второй документ он написал совсем иначе: «В субботу в хорошо знакомом мне городе я встретил известное лицо. Я поздравил его и уверен, что поздравление было удовлетворительным».

Начальник объяснил Богдану, что его рапорт даже не напечатают – бумага останется лишь в рукописном оригинале. Сташинский так и не узнал (и поэтому не рассказал на суде в Карлсруэ), что 14 ноября 1957 года начальник Первого главного управления КГБ – внешней разведки – Александр Сахаровский послал Хрущеву секретное письмо «о мероприятии в Германии». Письмо он написал от руки в одном экземпляре, только для первого секретаря ЦК КПСС.

Ликвидация Ребета неплохо помогла карьере Деймона. В ноябре он получил благодарность от председателя КГБ за успешное выполнение «важного специального мероприятия» – какого именно, в документе не указали. Тогда же Деймона повысили в звании до подполковника. Начальство хотело наградить его и орденом Красного Знамени, но в Москве решили ограничиться медалью «За безупречную службу» 1-й степени52.

Сташинского за расправу над Ребетом наградили фотоаппаратом «Контакс». Он надеялся, что ему больше не придется марать руки кровью. Позднее Богдан говорил о чувстве полной утраты жизненных ориентиров. Но время шло, и он стал убеждать себя: этого больше не повторится, а для проведения операции, возможно, были какие-то другие причины, ему неизвестные. Убийца снова стал искать оправдания содеянному. Деймон и другие офицеры из Карлсхорста всегда были готовы развеять его сомнения: если, мол, вожаки эмигрантов не понимают требований времени, с ними пора покончить. Утешал Богдана и не слишком жестокий характер убийства. Он вспоминал, что не нужно было ни прицеливаться, ни смотреть жертве в лицо.

Дела Богдана Сташинского шли на лад. В апреле 1959 года от Деймона, которого повысили в звании до подполковника, молодой человек узнал, что его вызывают в Москву – возможно, к самому председателю КГБ. Почему его могли удостоить такой чести, он не понимал, но через несколько дней получил проездные документы и билет на поезд в столицу Советского Союза.

Там его встретил сотрудник органов, выдал советские деньги и поселил в гостинице «Украина» – одной из «семи сестер», московских небоскребов, воздвигнутых по воле Сталина. «Украина» (теперь она называется «Рэдиссон-Ройал») открылась совсем недавно. Строительные работы начали в 1953 году и завершили четыре года спустя. Как раз тогда Хрущев, на протяжении долгого времени – наместник Сталина на Украине, стал первым лицом в СССР. В мае 1957 года гостиницу торжественно открыли для гостей, а советская пресса расхваливала ее как крупнейшую в Европе. Как бы то ни было, она была и остается самой высокой – двести с лишним метров от земли до верхушки шпиля. Снаружи здание украшали символы коммунизма: звезды, серпы и молоты. Возвышалось оно в начале только что построенного и по советским меркам роскошного Кутузовского проспекта, где обитали самые знаменитые и приближенные к Кремлю москвичи53.

На следующий день в номер Сташинского заглянули его московский куратор и еще один человек, который представился только по имени-отчеству: Георгий Авксентьевич. Постоялец «Украины» так никогда и не узнал ни звания, ни должности, ни фамилии своего нового знакомого. «В кругах КГБ заведено так, что, когда вы говорите с каким-то сотрудником, то не знаете точно, какой пост он занимает», – заявил киллер на суде. Не сам ли председатель КГБ к нему пожаловал? Богдану оставалось только гадать. Впрочем, он помнил, что Деймон сулил ему встречу с первым лицом в комитете. Кто бы то ни был, на молодого агента он произвел сильное впечатление. Мужчина сорока с лишним лет заметно отличался от тех офицеров КГБ, с которыми Сташинский имел дело прежде. «Я смотрел на него все время как на аристократа – он был такой спокойный, сидел возле меня, высказывал свои соображения таким непоколебимым тоном, что немыслимо было возражать. Крайне самоуверенно… Можно было легко заметить, что он привык отдавать приказы, что он занимал в КГБ одно из первых мест»54.