Изгои Рюрикова рода - Татьяна Беспалова

– Не станем заходить в городок, Колосушка, – проговорил Твердята. – Станем табором под стенами.

Колос снова покивал головой, дескать, согласен с тобой хозяин. Воля куда как надёжней!

Наконец Твердяте вздумалось поближе посмотреть на ладьи. Он снова спешился, прошёл босиком по сухой, колкой травке. Днепровский берег казался совершенно безлюдным. Даже ветер не играл ветвями высоких сосен, даже птица не вспархивала, не пискнул суслик. Твердята ступил на дощатую пристань. Внизу, под досками настила плескалась вода. Вокруг было пусто и тихо. Корабельщики то ли спали, то ли все ушли в Переславль, не оставив дозорных. Облака на севере вздымались утёсами. Между ними пробегали оранжевые сполохи зарниц. На пристань явился дедок: полосатые порты, просторная не перепоясанная рубаха, шапка из плотного войлока, огромные босые ступни. Кряхтя и отдуваясь, он елозил по доскам настила на коленях, пока наконец не достал из-под пристани сетчатый садок, полный рыбы. Дедок уж собрался покинуть пристань, когда Твердята заступил ему дорогу.

– И не спросишь кто таков, старче?

– Зачем? – дедок зыркнул на него недобро из-под шапки. – Ясно, что не степняк. Тут полно всякого люда таскается. И торговые, и прочие разные. А нам-то что? Таскайся, коли охота приспела. Мы только степняков боимся. Жгут, собаки. Жгут да грабят.

– А ежели лазутчик?

– Ты-то? – хмыкнул дедок. – Ты – торгаш. Вон конь твой хороший, сапоги, пояс, ножны – всё добротное. Морда, опять же… Да и слышали мы о караване-то, что от Чернигова к нам идёт. Ты не из них ли?

Тут первые капли упали на вострый дедов нос, и старинушка заторопился на берег и далее по тропинке, к городским воротам.

* * *

Караван притащился к городским воротам под проливным дождём. Каменюка истово крестясь при каждом ударе грома, сам грохотал грознее бури:

– Эй, Устишка! Накрывай добро! Скидавай кольчугу, Васька! Всё! Отвоевались! Да ты суй железо под телеги, бестолковый упырь! Волов выпрягай! Да накрой их чем ни есть! Ах ты, бес ленивый! Эй, береги хозяйское добро!

Ливень взбаламутил воду в реке. Корабельные мачты сделались похожи на убогих сирот, вымокших и продрогших.

– Оставь всё как есть! – Твердята надсаживал горло, силясь перекричать грохот ненастья и вопли возниц. – Обустроимся как получится! Разбивай лагерь под стеной! В городишке нам всё одно не поместиться.

– Не стоит и под крепостной стеной огороды городить! – буркнул Дорофей. – Разбиваем шатры, Демьян Фомич!

– Где Тат? Не вернулась ли? – спросил Твердята, но черниговский воевода, казалось, не расслышал его вопроса.

Огузок и Голик уже вбили колья, уже раскинули широкий полог Твердятиной палатки. Хорош заморский шёлк! Плотный, скользкий. Струи косого дождя хлестали по нему, тщетно пытаясь пробить плотную ткань. Уже Грошута притащил откуда-то сухие дровишки, уже приготовился развести костер, а Твердята, прикрыв плечи кошмой, всё смотрел и смотрел в иссечённую струями даль: не мелькнёт ли быстрая тень, не выпорхнет ли из-за пелены дождя резвая Касатка. Стена ливня уходила в сторону, к большой реке, степь оставалась пуста. Твердята улёгся, стараясь унять тревожную дрожь. Полночи он слушал, как шумит вода в набухшей речке. Где-то совсем недалеко галдела капель, словно не разгар лета сейчас, а начало весны. Прислужник – не нарочно ли? – оставил полог палатки неприкрытым и Твердята неотступно смотрел в подсвеченный огнями ближних костров просвет. Но Тат так и не появилась. Наконец все звуки утихли – Твердята заснул.

* * *

Враги тихо вырезали дозорных: ни один не проснулся, ни один не подал сигнала тревоги. Суда запылали глубокой ночью. Горели нехотя, испуская в небо густой, чёрный дым. А соломенные кровли посада занялись бойко. Оранжевое пламя быстро пожирало их. Во влажном воздухе треск и вой пламени были хорошо слышны за изгородью посада. Твердята проснулся, прислушался к знакомым звукам и подумал, будто это караванщики разожгли слишком высокие костры, пытаясь просушить вымокшую под ливнем одёжу. Купец снова заснул, не обращая внимания ни на голос набатного колокола, ни на едкий дым, заползавший под полог палатки.

Тревогу поднял Колос. Уж его-то враг резать не захотел, а зря. Конь дал ворогу перерезать путы на ногах, позволил с факелом в руках воссесть себе на спину и только тогда уж понес. Конь крушил копытами палатки караванщиков, смертельно напуганный всадник на его спине истошно вопил, выбросив факел, вцепившись в гриву неукротимого коня. Колос принёс добычу к палатке своего хозяина и там сбросил наземь. Оброненный степняком факел на удачу подпалил палатку Каменюки, а уж тот возопил так, что и на стенах, и за частоколом проснулись стражники. На сторожевых башнях загорелись огни. Корабельщики кинулись тушить свои суда.

Караванщики споро разгрузили повозки и телеги, поставили их в круг. Коней и волов согнали в кучу, привязали к кольям вбитым в центре круга. Откуда-то взялись тугие половецкие луки, колчаны, полные стрел. Но куда же подевались нападавшие?

– Вижу, вижу! Обучен ты воинским наукам Дорофей Брячиславич! – голос новгородца Каменюки звучал гулко из-под забрала.

Дорофей Брячиславич и новгородский воевода Никодим Каменюка стали спина к спине, готовые обороняться. Дорофей потерял меч, копьецо унесла в своем боку смертельно раненная степная лошадка. Воевода, как зачарованный, следил за её заполошным бегом, видел, как, потеряв последние силы, она пала на опушке недальнего леса.

– А где Демьян Фомич? – вопил кто-то. – Пропал хозяин-то! Не свели в полон-то?!

* * *

Твердята прислушался. Земля гудела, попираемая сотнями копыт. Где-то неподалёку мчался табун лошадей. Табун? Конный отряд? Набег! В полумраке шатра Твердята рассмотрел высокую тень, прислушался и не расслышал ни скрипа кольчужных колец, ни бряцания металла. Купец потянулся к кинжалу.

– Оставь, это я… – проговорила Тат.

Дурманящий запах полыни, тимьян-травы, лесного мха овеял его, когда она поднесла к его губам чашку.

– Выпей, Деян, – повелела она.

– Что это?

– Пей!

Твердята сделал один судорожный глоток. Тотчас же под пологом шатра заметались серые тени, словно ночь сделалась светлее, словно уже наступил рассвет. Твердята ясно разглядел Тат: неподвижное лицо, чёрные провалы бездонных зрачков, туго заплетённые косы, прямые, прикрытые шалью плечи. На золочёном наборном поясе дареный им кинжал в узорных ножнах.

– Пей, это поможет тебе спастись, когда меня не будет рядом! – она притиснула край чашки к его губам. Тёплое, сладковатое питье омочило язык и гортань.

– Конница ещё далеко. Вокруг крепости разведчики. Подпалят и убегут. Конница на подходе. Три раза двенадцать и так три раза…

– Около сотни… – прикинул Твердята.

Тат отрицательно помотала головой.

– И ещё три раза…

– Три сотни? – сонное оцепенение никак не хотело покидать Твердяту.