Конец! - Лемони Сникет

— Три книги лучше, чем ни одной, — отозвался Клаус. — С тех пор как мы здесь, я читаю только свою записную книжку. Я предложил Ишмаэлю рассказывать мне историю острова, а я бы записывал его рассказы, чтобы островитяне знали, откуда пошла колония. Другие колонисты записали бы истории своей жизни, и в конце концов на острове возникла бы своя библиотека. Но Ишмаэль ответил, что не станет меня принуждать, однако моя идея ему не нравится — книга может взбудоражить людей описаниями штормов и кораблекрушений. Я, конечно, не хочу раскачивать лодку, но мне не хватает исследовательской работы.

— Понимаю тебя, — согласилась Вайолет, — а мне не хватает гадального шатра мадам Лулу.

— Как, со всеми ею фальшивыми магическими штучками? — удивился Клаус.

— Да, все устройства были довольно нелепы, — отозвалась Вайолет, — но будь у меня под рукой те простые механические детали, я бы, думаю, сумела соорудить несложную фильтрационную систему. И если бы удалось получить пресную воду, островитянам не приходилось бы целыми днями пить сердечное. Но Пятница говорит, что питье сердечного уже глубоко укоренилось.

— Корни? — не поняла Солнышко.

— Пятница имеет в виду, что люди здесь пьют его так давно, что не захотят бросить, — пояснила Вайолет. — Я тоже не хочу раскачивать лодку, но мне не хватает изобретательской работы. А ты, Солнышко? Чего тебе не хватает?

— Фонтан, — ответила младшая сестра.

— Птичий фонтан в Городе Почитателей Ворон? — спросил Клаус.

— Нет. — Солнышко покачала головой. — В нашем городе.

— Фонтан Финансовой Победы? — догадалась Вайолет. — Его-то почему тебе должно не хватать?

— Первое купание, — ответила Солнышко, и брат с сестрой ахнули.

— Ты не можешь этого помнить, — запротестовал Клаус.

— Тебе было всего несколько недель от роду, — добавила Вайолет.

— Помню, — твёрдо сказала Солнышко, и старшие Бодлеры в изумлении покачали головами.

Солнышко имела в виду один необычайно жаркий осенний день давным-давно, когда у Бодлеров-родителей случились какие-то дела в городе и они прихватили с собой детей, пообещав на обратном пути заглянуть в кафе-мороженое. Доехав до банковского квартала, семья разделилась: мама поспешила в здание с высокими изогнутыми башнями, торчавшими со всех сторон, а отец остался снаружи с детьми. Из-за жары Солнышко раскапризничалась, и, чтобы успокоить ею, отец опустил ею ножками в воду фонтана. Солнышко так радостно заулыбалась, что отец начал опускать ею всю в фонтан прямо в платьице, и младшая Бодлер визжала от смеха. Как вы, возможно, знаете, смех младенцев бывает очень заразителен, и скоро не только Вайолет и Клаус прыгнули в фонтан, но и отец тоже, и все они хохотали до упаду, а Солнышко радовалась все больше. Вскоре из здания вышла мама и в удивлении уставилась на свою мокрую хохочущую семейку, но тут же положила свою записную книжку на землю, скинула туфли и присоединилась к остальным, барахтавшимся в освежающей воде.

Они смеялись всю обратную дорогу; каждый их шаг, когда они шли от машины к дому, сопровождался хлюпаньем, и они долго потом сидели на ступенях, пока не обсохли на солнце. Чудесный был день, но такой далёкий, что Вайолет и Клаус почти забыли про него. Но сейчас, когда Солнышко напомнила им о том дне, в ушах у них буквально зазвенел ею младенческий смех и они буквально увидели изумлённые взгляды проходящих мимо сотрудников банка.

— Трудно поверить, — сказала Вайолет, — что наши родители могли так веселиться, когда уже были связаны с Г. П. В. и всеми дальнейшими неприятностями.

— О расколе тогда, наверно, ещё никто не помышлял, — заметил Клаус.

— А теперь… — сказала Солнышко, и старшие кивнули, соглашаясь с ней.

Над головой у них сияло утреннее солнце, море искрилось вдоль прибрежной отмели, и казалось, беды и коварство так же далеки сейчас, как тем днём у Фонтана Финансовой Победы. Однако даже в самый ясный из дней беды и коварство нередко могут таиться гораздо ближе, чем мы думаем. В тот далёкий день в банковском квартале, например, беды скрывались в самих коридорах здания с башнями, где маме вручили сводку о погоде и морскую карту, и когда мама стала изучать их вечером при свече, она обнаружила там гораздо более серьёзную беду, чем воображала. А коварство можно было обнаружить тут же, за фонтаном, где женщина, переодетая продавщицей крендельков, сфотографировала хохочущую семью и незаметно сунула фотоаппарат в карман финансового эксперта, спешившего в ресторан; а там гардеробщик вынул аппарат и спрятал его в громадную вазу с фруктами, которые некий драматург заказал на десерт; но находчивая официантка сделала вид, будто сливки в соусе забальоне скисли, и вывалила все блюдо в помойку в том переулке, где я сидел уже несколько часов, притворяясь, будто ищу потерявшегося щенка, который на самом деле проскользнул с чёрного хода в здание с башнями; а потом официантка сбросила наряд официантки и сунула его себе в сумочку. Так вот и утро на прибрежной отмели было ничуть не лучше. Бодлеры сделали ещё несколько шагов, молча щурясь на солнце, а затем Солнышко осторожно постучала брата по голове и указала пальцем вдаль. Все трое внимательно вгляделись и увидели на краю отмели какой-то покосившийся предмет, и предмет этот сулил беду, хотя сперва на беду и не было похоже. Трудно сказать, на что предмет был похож: он был большой, квадратный и потрёпанный, и дети поспешили подойти поближе, чтобы рассмотреть его получше. Вайолет шла впереди, аккуратно обходя немногочисленных крабов, суетившихся по краям отмели. Клаус шёл следом, а Солнышко по-прежнему ехала у него на плечах. Но даже когда они приблизились к непонятному предмету, они и тогда затруднились определить, что это такое.

На первый взгляд большой квадратный разлохмаченный предмет казался сочетанием всего, чего не хватало Бодлерам. Он был похож на библиотеку, поскольку выглядел как стопки и стопки книг, лежащих друг на друге, составляя громадный куб. Но он также походил на какое-то изобретение, поскольку куб из книг был обвязан наподобие пакета, только не шпагатом, а толстыми, с виду резиновыми ремнями разного оттенка зелёного, а с одного боку была прикреплена истёртая деревянная доска. Предмет был также похож и на фонтан, поскольку со всех сторон по нему струилась вода; она вытекала из распухших страниц и падала на песок прибрежной отмели. Но хотя зрелище было весьма необычное, дети уставились не на сам куб, а на нечто на самой верхушке этого странного сооружения. Они смотрели на голую ногу, которая свешивалась вдоль стенки куба, как будто кто-то спал на его вершине, и Бодлерам бросилась в глаза татуировка в виде глаза на щиколотке.

— Олаф? — спросила Солнышко, но сестра и брат покачали головами. Они видали ногу Графа Олафа столько раз, что и считать не хотелось, а эта нога была гораздо меньше и чище, чем у негодяя.

— Лезь ко мне на спину, — сказала Вайолет брату. — Может, удастся подсадить Солнышко наверх.