Сердце дракона. Том 15 - Кирилл Клеванский

— Ну наконец-то, — донеслось снизу. — приехали.

И в этот момент даже у Хаджара, видевшего множество чудес, перехватило дыхание от восхищения.

Колоннами, которые в своеобразной манере очерчивали вход в Гору, служили две статуи. Каждая высотой не меньше, чем полтора километра. На такие махины приходилось взирать закидывая голову назад так сильно, что хрустели шейные позвонки.

Разумеется, в статуях были запечатлены два гнома. Один из них держал в руках молот и выглядел ремесленником, а второй, секиру и его трудно было перепутать с кем-либо, кроме воина. Их тяжелые, каменные, во всех смыслах, лики, взирали на раскинувшуюся у их постаментов долину.

Суровые, они выглядели одновременно как охранники спокойствия Рубиновой Горы и как нечто иное. Словно живое доказательство слов Алба-удуна — высеченные в камни истории о народе гномов.

В сколах и шрамах на древних скульптурах, в их безжизненных взглядах в их могучих руках, сжимавших свои орудия и оружие, Хаджар видел и чувствовал что-то большее, чем просто красивые украшения не менее красивого входа в Гору.

Эти скульптуры они были… сродни крику. Крику, обращенному в вечность.

Мы здесь были.

Мы здесь жили.

Сражались.

Работали.

Помните о нас, когда мы уйдем.

— Не смотри долго, — из некоего подобия транса и медитации, Хаджара вывел Алба-удун. — не позволяй Каменным Предкам забрать тебя с собой. Твое время еще не пришло Безумный Генерал.

Хаджар посмотрел на гнома и слегка приподнял правую бровь.

— Тот певец, за кружкой отменного рома, рассказал мне, что тебе нельзя уходить за черту до тех пор, пока не прольется последняя капля крови того, кто не был рожден.

Хаджар вздрогнул.

Эхом в его памяти всплыла уже почти забытая фраза говорящего дерева.

— “Ты встретишь свою смерть от руки того, кто не был рожден”.

— А что-нибудь еще тот… менестрель не говорил тебе?

— Может и говорил, — беспечно пожал плечами гном. — но, видят Каменные Предки и их молоты, это был первый и последний безбородый, кто смог меня перепить. Под конец вечера я нализался так сильно, что едва мог вспомнить как меня зовут. Не то, что пьяные россказни певца.

Хаджар молча повернулся обратно к изваяниям. Наваждение исчезло и теперь он видел лишь две безумно древние, местами уже успевшие разрушиться и обвалиться, статуи.

— Мне вот интересно, насколько напился он, если утверждал, что тебе надо будет сразиться с тем, кто не был рожден. Как, расколотая наковальня, можно биться с тем, кто не был рожден? Все в этом мире рождается и умирает — так высечено на наковальнях нашим мудрецами, дабы бы мы, молодежь, не забывали, что камень и огонь тоже дают жизнь.

— Да уж, — согласился Хаджар. — бессмыслица какая-то…

Алба-удун говорил что-то еще, но Хаджар его не слушал. Он наблюдал за тем, что никак не ожидал увидеть в этом мире, где всем правила сила, магия и путь развития.

А именно — технологии.

Гномы, может, и жили внутри горы, но и снаружи гигантская ало-черная глыба тоже не пустовала. Бесчисленное количество домов, сложенных из рифленых листов железа, будто грибы после дождя, выросли на её склонах. Соединенные между собой хитросплетение из различных труб, они, что странно, не имели никаких лестниц.

Вместо этого, пыхтя белесым дымом, к подножиям их дверей были приделаны подобия небесных причалов, кои Хаджар уже видел в Даанатане и других крупных городах и фортах Семи Империй региона Белого Дракона.

Только в данном случае к домам подлетали вовсе не деревянные корабли с белыми парусами, летящие при помощи магических рун и кристаллов, наполненных энергией.

Нет.

Первое слово, которое приходило на ум Хаджару, не сильно сведущему в технологиях, как Земных, так и местных, это — глайдеры. Некие стальные сигары, длинной от трех, до семи метров. С кабинами, чем-то напоминавшими кабины истребителей Земли времен начала Первой Мировой.

Открытые, не спрятанные под стеклом, они были оборудованы множеством каких-то кнопочек, рычажков, чем-то на подобии штурвала и, даже, гашетки.

Собственно, это действительно была гашетка, так как под фюзеляжем крылатой сигары, располагалось дуло. Чаще всего — двуствольное, но иногда и больше, вплоть до восьмистовольного барабана.

— Это…

— Иностранцы, — многозначительно пояснил Алба-удун. — заветы Каменных Предков запрещают подниматься гномам во владения наших друзей — Драконов. Но мудрецы прошлого нашли лазейку. Так что теперь на склонах нашего дома, живут те, кому мы платим, чтобы они берегли наши небеса.

— Ага, — фыркнул Густаф. — и запирали его от всех остальных. Эти железные стрелы, которые управляются изнутри, жуткие машины, Хаджар. Именно из-за них мы, за все время пути, не встретили ни единого летающего корабля.

Только теперь Хаджар понял, что его немного беспокоило все это время. После того, как он покинул пределы Семи Империй (да и на некоторых территориях Империй), то успел привыкнуть к тому, что небо постоянно бороздят одноместные лодки состоятельных адептов, торговые суда компаний или даже военные корабли.

Привык настолько, что перестал обращать на них внимания.

Но вот в долине вокруг Рубиновой Горы, да и на подступах к ней, не было видно ни единого небесного судна.

— Одна такая железная стрела несет в себе до десяти тысяч стальных шариков, — с каждым словом брови Густафа сдвигались все сильнее и сильнее. — я лично был свидетелем тому, как один человек, управляя этой демоновой вертлявой дрянью, погубил целый небесный трехпалубный линкор. Даже залп целого борта, ста двадцати его орудий, ничего не смог сделать железке. Пушки просто не рассчитаны на такую мелкую цель.

С этим спорить было трудно. Корабли людей использовались, в основном, для осад или артиллерийской помощи сражающимся. Когда же они вели воздушные бои, то бились с равными по габаритам противниками.

Маленький глайдер прошел бы сквозь пушечный залп даже Ярости Смертного Неба, как иголка, через решето — не встретив ни малейшего сопротивления на своем пути.

— Приятно слышать такие слова от стрелка, — расплылся в улыбке Алба-удун. — Жаль, наши железные птицы не могут далеко летать, иначе…

— Стрелка?! — внезапно вскочил на ноги Густаф, демонстрируя не обычную для себя горячность. — Вот, что делает адепта стрелком! — он протянул лук и стрелу. — Честное искусство, которое требует веков тяжелых тренировок. Даже смертному, чтобы справиться с тетивой и стрелой и подбить себе лань на ужин, потребуется годы! А вы… коротконогие! Вы волшебный порох, отливаете сталь, затем нажимаете рычажок и отнимаете жизнь! В этом нет чести! Нет заветов предков! Это позорит имена праотцов, которые благодаря луку и стреле вырвали жизнь из лап смерти! Еще раз, Алба-удун, я услышу от тебя, что ваши пистоли или железные птицы относятся к стрелкам, и, клянусь именами моей матери и матери моей матери, я положу жизнь, но вырву твой язык из твоей пасти!