Андроид Каренина - Бен Уинтерс

— Что ж, вы не верите?

— Не могу верить, графиня.

— Но если я сама видела?

— И бабы рассказывают, как они сами видели домовых.

— Так вы думаете, что я говорю неправду?

— Да нет, Маша, Константин Дмитрич говорит, что он не может верить, — сказала Кити, краснея за Левина, и Левин понял это и, еще более раздражившись, хотел отвечать, но Вронский со своею открытою веселою улыбкой сейчас же пришел на помощь разговору, угрожавшему сделаться неприятным.

— Вы совсем не допускаете возможности? — спросил он. — Почему же? Ведь признаем же мы существование грозниума, хотя до Ивана Грозного и помыслить нельзя было, что этот удивительный металл есть на свете; почему же не может быть новая сила, еще нам неизвестная, которая…

— Когда найден был грозниум, — быстро перебил Левин, — то было лишь открыто явление, и только в результате многолетних экспериментов выяснилось, что он действительно обладает всеми теми полезными свойствами, о которых в самом начале заявляли защитники грозниума. Это открытие совсем не предмет для салонных игр и не плод фантазии каких-то фанатиков. Нет, оно преобразовало все сферы жизни в России!

Вронский внимательно слушал Левина, как он всегда слушал, очевидно, интересуясь его словами.

— Да, но ксенотеологи, такие как графиня, только говорят: мы еще не знаем, что это за существа, только то, что они существуют, — мягко возразил он, — и при каких условиях они могут явить нам себя.

Словно бы поддерживая слова Вронского, за большим окном дома Щербацких зарокотало, и на небе засверкала яркая молния.

— А ученые пускай раскроют, кто такие эти пришельцы. Нет, я не вижу, почему не может быть новой расы где-нибудь во Вселенной, если мы открыли новый металл…

— А потому, — перебил Левин, — что все те надежды, что были возложены на грозниум, оправдались! Он стал основой всех положительных изменений в нашем обществе! Всеми теми прелестями жизни, каждой минутой отдыха мы обязаны роботам-помощникам, которые так много для нас делают — и все это благодаря грозниуму! Антиграв, транспорт, роботы! — в подтверждение сказанному он взволнованно посмотрел в сторону тихих и внимательных роботов III класса, полукругом стоявших у входа в комнату.

Но разговор был окончен, и церемония, столь неприятная Левину, началась. По прошествии часа, полного песнопений и бормотаний, ритуал неожиданно был прерван, к удовольствию Левина. Графиня Нордстон распахнула окно в гостиной, призывая Почетных Гостей поскорее благословить людей своим присутствием, но единственным гостем с улицы был дождь.

Вечер Вронский провел, пересматривая Воспоминания на мониторе своего робота III класса по имени Лупо. Экран располагался с мягкой стороны робота, не покрытой шерстью, там, где у настоящего Canis lupus[3]было подбрюшье.

Алексей Кириллович никогда не знал семейной жизни. Мать его была в молодости блестящая светская женщина, имевшая во время замужества, и в особенности после, много романов, известных всему свету. Отца своего он почти не помнил и был воспитан в Пажеском корпусе, в котором после проведенного инструктажа по эксплуатации ему был определен робот III класса специализированной военной модификации — волк с воротником из густого металлического «меха» и Звукосинтезатором, из которого раздавался грозный рык.

Выйдя очень молодым блестящим офицером из школы, он побывал в знаменитом шестимесячном путешествии вдоль границы. После него Вронский сразу попал в круг богатых петербургских военных. Хотя он и ездил изредка в петербургский свет, все любовные интересы его были вне света.

В Москве в первый раз он испытал, после роскошной и грубой петербургской жизни, прелесть сближения со светскою милою и невинною девушкой, которая полюбила его. Ему и в голову не приходило, чтобы могло быть что-нибудь дурное в его отношениях с Кити. На балах он танцевал преимущественно с нею. Он ездил к ним в дом. Он говорил с нею то, что обыкновенно говорят в свете, всякий вздор, но вздор, которому он невольно придавал особенный для нее смысл. Несмотря на то, что он ничего не сказал ей такого, чего не мог бы сказать при всех, он чувствовал, что она все более и более становилась зависимой от него, и чем больше он это чувствовал, тем ему было приятнее и его чувство к ней становилось нежнее. Он не знал, что его образ действий относительно Кити имеет определенное название, что это есть заманивание барышень без намерения жениться и что это заманивание есть один из дурных поступков, обыкновенных между блестящими молодыми людьми, как он. Ему казалось, что он первый открыл это удовольствие, и он наслаждался своим открытием.

Если б он мог слышать, что говорили ее родители в этот вечер, если б он мог перенестись на точку зрения семьи и узнать, что Кити будет несчастна, если он не женится на ней, он бы очень удивился и не поверил бы этому. Он не мог поверить тому, что то, что доставляло такое большое и изысканное удовольствие ему, а главное ей, могло быть дурно. Еще меньше он мог бы поверить тому, что он должен жениться.

Женитьба для него никогда не представлялась возможностью. Он не только не любил семейной жизни, но в семье, и в особенности в муже, по тому общему взгляду холостого мира, в котором он жил, он представлял себе нечто чуждое и смешное, все равно что так называемые Почетные Гости, столь горячо ожидаемые графиней Нордстон и ее окружением.

Лупо дошел до конца первой записи Воспоминаний и, прежде чем перейти к следующей, бросился за I/Мышью/9, мелькнувшей на другом конце комнаты. Эти зверьки совсем недавно были списаны в утиль, и Вронский выпросил коробку у своего друга Степана Аркадьича, работавшего в Министерстве. Мыши были одновременно развлечением и тренировкой для Лупо. Свирепое механическое животное поймало несчастного маленького робота I класса и легко перекусило его грозниевый хребет. Затем волк снова улегся на спину и выставил брюхо с монитором, на котором уже светилась новая запись Воспоминаний.

Выйдя в этот вечер от Щербацких, Вронский почувствовал, что та духовная тайная связь, которая существовала между ним и Кити, утвердилась в нынешний вечер так сильно, что надо предпринять что-то. Но что можно и что должно было предпринять, он не мог придумать.

— То и прелестно, — задумчиво говорил он Лупо, — что ничего не сказано ни мной, ни ею, но мы так понимали друг друга в этом невидимом разговоре взглядов и интонаций, что сегодня яснее, чем когда-нибудь, она сказала мне, что любит. И как мило, просто и, главное, доверчиво! Я сам себя чувствую лучше, чище. Как будто покинул земную атмосферу и летел прямо на Луну. Я чувствую, что у меня есть сердце и что есть во мне много хорошего. Эти милые влюбленные глаза! Когда она сказала: и очень…

Он замолчал, и в ту же секунду Лупо поднял голову и вопросительно гавкнул.

— Ну так что ж? Ну и ничего. Мне хорошо, и ей хорошо. И он задумался о том, где ему окончить нынешний вечер.