Книга Странных Новых Вещей - Мишель Фейбер

Би, прости, что никак не могу забыть это, но я все еще расстроен по поводу того, что случилось в машине. Я чувствую, что подвел тебя. Как мне хочется обнять тебя и все исправить! Глупо мучиться из-за этого, я понимаю. Я полагаю, это просто ставит меня перед фактом, что мы так далеки. Случалось ли, что муж и жена были на таком расстоянии друг от друга? Кажется, вот только вчера я мог протянуть руку, и ты оказывалась рядом. Нашим последним утром в постели ты казалась удовлетворенной и тихой. Но в машине ты выглядела смятенной.

Помимо моего потрясения этим воспоминанием, я не могу сказать, что чувствую себя вполне уверенно в рассуждении моей миссии. Наверное, это просто усталость и долго не продлится, но я сомневаюсь, готов ли я. Остальные обитатели корабля при всей своей грубости ко мне относятся хорошо, вроде как снисходительно. Но я уверен, что их интересует, почему СШИК потратил целое состояние, чтобы отправить меня на Оазис, и должен признать, что я и сам не понимаю. У каждого члена экипажа есть определенная задача. Тушка (не уверен, что это не прозвище) - пилот, на Оазисе он работает с компьютерами, Билли Грэм, сокращенно Би-Джи, - инженер с огромным опытом в нефтяной промышленности. Артур Северин тоже инженер, но по другой части, что-то связанное с гидрометаллургией, но все это выше моего разумения. Эти парни общаются как работяги со стройки (и, скорее всего, таковыми и являются!), но они умнее, чем кажутся, и, в отличие от меня, вполне соответствуют своему назначению.

Ладно, думаю, что сомнений на сегодня достаточно!

Часть этого письма, которую я нацарапал на корабле, подошла к концу - карандаш и бумага не для меня, да? Остальное, начиная с этого места, написано (ладно, напечатано) на Оазисе. Да, я прибыл. Я здесь!

Приземлились мы мягко - даже слишком мягко, без трясучки, которая бывает, когда шасси самолета касаются земли. Больше похоже на лифт, прибывший на нужный этаж. Я бы предпочел что-нибудь более драматическое или даже пугающее, чтобы избавиться от чувства нереальности. Вместо этого тебе говорят, что вы приземлились, двери открываются, и ты выходишь в похожий на трубу туннель, как в аэропорту, и потом оказываешься в большом уродливом строении, похожем на все уродливые строения, в каких ты уже бывал. Я ожидал чего-нибудь более экзотического, какой-нибудь архитектурной диковинки. Но возможно, это место спроектировали те же люди, которые строили здания СШИК во Флориде.

Так или иначе, я уже в своей квартире. Я полагал, что по прибытии меня переправят куда-то еще, что я отправлюсь в путешествие по какой-нибудь удивительной земле. Но аэропорт, если его можно так назвать, скорее похож на огромный гараж - оснащен несколькими крыльями вспомогательных помещений. И меня перемещали из одного помещения в другое.

Квартиру мою не назовешь маленькой. Спальня даже больше нашей, тут есть пристойная ванная с душем (которым я еще не воспользовался из-за усталости), холодильник (совершенно пустой, если не считать ящика для льда, тоже пустого), стол, два кресла и, конечно, Луч, на котором я и печатаю. Обстановка совершенно как в какой-нибудь гостиничной сети. Будто я в Уотфорде, в конференц-центре. Однако думаю, что я очень скоро засну. Северин сказал, что бессонница на пару дней - дело обычное для прошедших Скачок, потом они спят сутки подряд. И он явно знает, о чем говорит.

Мы расстались несколько неловко, Северин и я. Скачок был совершен более точно, чем рассчитывалось, и даже с неограниченным расходом топлива на то, чтобы достичь планеты максимально быстро, у нас его еще очень много осталось. Так что мы просто сбросили топливо перед посадкой. Ты можешь вообразить? Тысячи литров впрыснули в космос, вместе с отходами нашей жизнедеятельности, грязными салфетками, пустыми контейнерами из-под еды. Я не мог не сказать: «Определенно, можно было что-то придумать». Северин обиделся (я думаю, он защищал Тушку, который технически ответствен за это решение, - у них странные отношения от любви до ненависти). Так или иначе, Северин спросил меня - не думаю ли я, что возможно посадить корабль с таким количеством топлива «в заднице». Он сказал, это все равно что сбросить бутылку молока с небоскреба и надеяться, что она приземлится в целости и сохранности. Я ответил, что если наука додумалась до Скачка, она определенно могла бы сообразить, как решить проблему отходов. Северин уцепился за слово «наука». Наука, сказал он, не есть нечто таинственное, не какая-то исполинская сила, это просто название для тех блестящих идей, которые приходят в голову некоторым парням, когда они лежат ночью в постели, и если проблема с топливом так уж меня беспокоит, то никто не мешает мне найти ее решение и сообщить о том СШИК. Сказано было вежливо, но агрессия явно чувствовалась. Ты же знаешь, что если мужчине вожжа под хвост попадет...

Не могу поверить, что пишу о том, как повздорил с инженером! Волею Господней меня послали в иной мир, первого христианского миссионера, а я склочничаю о своем попутчике!

Моя дорогая Беатрис, пожалуйста, расцени это «Первое послание» как прелюдию к грядущему испытанию, как первую борозду, проложенную на пашне, прежде чем заронить в нее что-нибудь прекрасное. Частично поэтому я решил перенести каракули, накорябанные карандашом на корабле, в это сообщение для Луча как есть. Если я изменю хоть одно предложение, тогда возникнет искушение поменять все. Если я разрешу себе опустить хоть одну глупую деталь, кончится тем, что я все вычеркну. Лучше ты получишь этот бессвязный и невразумительный лепет, чем ничего.

Я иду спать. Уже ночь. Ночь тут будет три дня, если ты понимаешь, о чем я. Неба я еще не видел; вернее, видел на миг через прозрачный потолок зала прибытия, когда меня вели на квартиру. Очень заботливый координатор СШИК, забыл имя, болтал со мною и пытался поднести багаж, а я еле плелся. Окна в моей квартире огромные, но закрыты жалюзи, вероятно управляемые электроникой, и я слишком устал и дезориентирован, чтобы догадаться, как это работает. Мне надо немного поспать, прежде я начну нажимать кнопки. Исключая, конечно, кнопку, которую я сейчас нажму, чтобы отправить это письмо. Превратившись в лучики света, оно помчится сквозь космос, отскакивая от спутников, чтобы добраться до женщины, которую я люблю. Но как могут эти слова, переведенные в двоичный код, лететь так невозможно далеко? Я не поверю в это, пока не получу ответ от тебя. И если ты можешь совершить такое чудо, остальные последуют, я уверен.

С любовью,

Питер.

Он спал и проснулся от шума дождя.

Он долго лежал в темноте, слишком ослабевший, чтобы перевернуться с боку на бок, и прислушивался. Дождь шумел не так, как дома. Его сила убывала и прибывала в стремительном циклическом ритме, три секунды, самое большое, между порывами.

Он синхронизировал колебания со своим дыханием, вдыхая, когда дождь чуть затихал, выдыхая, когда усиливался. Что заставляло дождь вести себя подобным образом? Естественно ли это или связано с конструкцией здания — воздушные перегородки, вытяжки, неисправная дверь, то открывающаяся, то закрывающаяся? Или что-нибудь столь же земное, как окно его дома, хлопающее на ветру. Он не видел ничего дальше полосок жалюзи.