Калужский вариант - Александр Ильич Левиков

на свой счет, не будучи уверенным окончательно, что примут в артель, хотя и договаривался предварительно. В случае неудачи весь этот вояж обойдется ему в несколько сот рублей. Не знает он наверняка и какой участок достанется их артели, подфартит ли на этот раз с золотишком или попадется полигон — слезы, где сколько ни мой — ни черта не намоешь, и зарплаты никакой не будет. Весь расчет с грамма золота. Сколько сдал — столько получил. Оплата по конечной продукции.

При таких условиях почешешь затылок, прежде чем ехать. Но старатель верит в свою звезду.

«Некоторые с нами по три-четыре сезона работают, но бывает, что не понравится, и человек на второй год уже возвращается. Все от заработка зависит»...

«Зарабатываем? Как когда. Иной раз и не очень везет. Но если все идет нормально, то в сезон получаем прилично. На год разложить — в месяц выходит рублей пятьсот. Но мы целый год не работаем, только в промывочный сезон. Зато по двенадцать, а то и по шестнадцать часов. Все делаем сами»...

«Послушайте, у рабочих на прииске нормированный день, так? Два выходных у них, так? Праздники, отпуска — все, что положено? А у нас ничего нет. Мы старатели. Это про нас точно сказало — стараемся»...

«Вы сами рассудите. Бульдозеры у нас хуже, чем на прииске? Хуже. Промывочные приборы хуже? Хуже, и намного, старенькие покупаем, сами реставрируем. А золота добываем на каждого больше, чем на прииске. Больше и дешевле обходится, чем у них. Как это понять? Вот объясните, за счет чего?»...

«А знаете, где мы золото берем? На самых бедных участках, там, где прииск от него уже отказался»...

«Какие северные? Какие надбавки? Нам, старателям, ничего не платят. Ровным счетом ничего. Это на прииске, там — да, северные вынь-положь. А у нас все от грамма: сколько намыл, столько и получил. Цена грамма золота установлена, вот и весь с нами расчет»...

В артели, где мы побывали, старатели собрались из самых разных городов страны, но больше всего было москвичей и ленинградцев. В прошлом они работали шоферами, строителями, слесарями, один из них, однако, оказался бывшим юристом, а другой — актером. В артели около двадцати человек, возглавлял ее председатель, который, впрочем, вместе со всеми работал на бульдозере, а за свое председательство получал полуторную долю дохода: ему писали не один трудодень, как всем, а полтора. Другого начальства не было вовсе. Старатели вообще не держат лишних людей, поскольку общий артельный заработок распределяется между участниками. «Лишних ртов нам не надо», — говорили старатели. Поэтому они не считаются со временем, а в промывочный сезон, с мая до сентября, работают так, что и впрямь готовы медведя съесть. Кстати, повара эта артель пригласила из столичного ресторана. Старатели платили ему ежемесячно четыреста рублей. Их собственные доходы позволяли это.

На прииске «Пятилетка» мы застали десять старательских артелей — двести пятьдесят человек. Они давали предприятию половину плана добычи золота. Дотошный Александр Иванович заинтересовался: куда девается техника, купленная у государства, после того, как в конце года расторгается договор с артелью?

Оказалось, что она продолжает числиться за артелью, сохраняющей формально свое название. Техника достается тому, кто на следующий год вернется снова. А в тех случаях, когда артель почему-либо распадается окончательно, старатели продают свои машины государству.

Я уже говорил, что старатели избегают лишних ртов. На практике это выглядит так. Принимают к себе в артель лишь тех, кто владеет многими профессиями. Поэтому бульдозерист у них — и слесарь, и электрик, и учетчик. Каждый может делать все, что требуется. Это люди высокой квалификации, спаянные, сработавшиеся, подобравшиеся по принципу полной психологической совместимости. Со стороны в артель попасть трудно. Обычно отпускники привозят с собой друзей, за которых ручаются. Такая осторожность объясняется очень просто: заработок всех зависит от каждого, и никто не должен подвести. К тому же жизнь в маленьком поселке среди гор, оторванность от мира, жизнь в северной тайге, полная неожиданностей и опасностей, требует от каждого многого. Тут не доверишься кому попало.

Руководители приисков подтверждали то, что мы слышали от старателей, хотя не все с этими порядками были согласны. Один из директоров в Ягодинском районе выработал для себя своеобразную стратегию отношений со старателями: «Я не должен допустить, чтобы у них развивались частнособственнические тенденции, но и не должен ограничивать их возможность зарабатывать в соответствии с количеством и качеством труда. Иначе теряется смысл старательской золотодобычи вообще».

— Верно, золото у них выходит дешевле, чем у нас, — говорил он. — Моют они действительно на клочках, отработанных уже местах, там, где нашу технику ставить невыгодно. Правда, в себестоимость старательского золота не входит разведка, определение контуров участков, технадзор — словом, общезаводские расходы.

— А если все это учесть? — не отставал Александр Иванович, любивший точность во всем, что касалось экономики. Недаром же он был не только писателем, но еще и инженером, а в молодости учился на математическом факультете МГУ. — Если подсчитать все до копеечки? Что тогда?

— Все равно их золото будет дешевле, — признался директор.

Рабочим государственных приисков платили, убеждались мы, совсем иначе: за отдельные операции — вскрышку грунта, промывку, независимо от добытого золота.

— Вот я только что вернулся из старательской артели, — директор жестом показал куда-то позади себя, будто там, за дверью, и есть эта самая артель. — Видел я, как они ремонтируют бульдозер: все до одного крутятся вокруг, не отойдут, пока не отремонтируют. И выходит у них это дешевле: старье идет в дело, ни один винтик на землю не упадет.

Несколько иначе, однако, подходил к старателям директор Беличанского прииска. Был убежден, что нужно дать им нормы: столько-то в день переработать песков, столько-то отремонтировать техники.

— Но у них же трудодни есть! — возразил Смирнов-Черкезов.

— А что трудодни? Трудодни — это выхода. Одной бригаде подфартило, и она взяла золота больше, чем другая, а песков переработала вдвое меньше. Но выходов одинаково. Понятно?

— Нет, — стоял на своем Александр Иванович, — нам не понятно. Получается, что вы, руководитель, ратуете за уравниловку? Вдвое ли больше золота, вдвое ли меньше — платить одинаково. Так?

Директор отрицательно качал головой:

— Нет, не так. Фарт в какой-то мере должен учитываться. Старательская доля всегда была связана с фартом. Но только в какой-то мере. Если уж слишком большой выпал фарт, и они намыли по счастью, а не по труду, что я им — за счастье платить