Печальные тропики - Клод Леви-Стросс

Написано на корабле

Для ученых рассвет и закат – явления одинаковой природы. Так же считали греки, у которых оба явления обозначались одним словом, значение которого зависело от времени суток – шла ли речь о вечере или утре. Эта путаница как нельзя лучше отражает стремление к правильности умозрительных построений и странную небрежность по отношению к конкретным деталям. Некоторая точка земли, находящаяся в непрерывном движении, оказывается между зоной падения солнечных лучей и зоной, куда свет не попадает или отражается. Но в реальности нет ничего более различного, чем вечер и утро. Восход – это прелюдия, в конце которой, а не вначале, как в старинных операх, разыгрывается увертюра. По лику солнца можно определить, каким будет следующее мгновение: если мрачный и мертвенно-бледный, то первые утренние часы ожидаются ненастные; если розовый, легкий, пенистый, то небо озарится ясным солнечным светом. Но о том, что ждет нас в течение всего дня, утренней заре знать не дано. Она выступает в роли метеоролога и сообщает: будет дождь, будет хорошая погода. Иначе дело обстоит с заходом солнца. Речь идет о полноценном спектакле с началом, серединой и концом – нечто вроде миниатюры сражений, побед и поражений, которые в течение следующих двенадцати часов будут разворачиваться в более медленном темпе. Рассвет – это только начало дня; закат – его повторение.

Вот почему люди уделяют больше внимания закату, а не рассвету. Восходящее солнце лишь дополняет сведения, которые дают термометр и барометр, а у менее цивилизованных народов – фазы луны, полет птиц или колебания приливов. Тогда как закат не только рассказывает о таинственных физических явлениях, изменяющих направления ветра и приносящих холод, жару или дождь, но и отражает причудливую игру сознания. Когда небо начинает освещаться отблесками заходящего солнца (так же, как порой резкий свет рампы, а не три традиционных звонка, оповещают о начале спектакля), крестьянин останавливается в пути, рыбак опускает весла и дикарь прищуривается, сидя у гаснущего костра. Воспоминания – это огромное наслаждение для человека, но память иногда грешит против достоверности, так как немногие захотят вновь пережить тяготы и страдания, которые они тем не менее так любят вспоминать. Память – это сама жизнь, но другого свойства. И когда солнце опускается к безмятежно гладкой поверхности воды – скромная лепта небесного скупца – или когда его диск разрезает горный хребет, как твердый неровный ломоть, человек наблюдает в этой мимолетной фантасмагории брожение неведомых сил, туманов и зарниц, чьи неясные столкновения внутри себя самого и на протяжении всего дня он смутно предчувствовал.

Местом этих мрачных сражений должна была оказаться душа, так как незначительность внешних событий не предвещала никакого атмосферного буйства. Ничто не отличало этот день. К 16 часам – именно в этот момент дня, когда солнце, преодолев половину пути, теряет свою ясность, но светит довольно ярко, когда все смешивается в плотном золотистом свете, который кажется нарочно накопленным, чтобы скрыть будущую угрозу, – «Мендоза» поменяла курс. Каждое колебание воздуха, вызванное легким морским волнением, нагнетало и без того сильную жару, и этот незначительный поворот так мало ощущался, что можно было принять изменение направления за бортовую качку. Никто, впрочем, не обратил на это внимания, поскольку ход в открытом море меньше всего похож на перемещение в пространстве. Вокруг не было ни одного пейзажа, который говорил бы о медленном переходе от начала до конца широт, преодолении изотерм и плювиометрических кривых. Пятьдесят километров пути по суше могут оставить впечатление о меняющейся планете, но 5000 километров океана представляют вид неизменный, по крайней мере, для нетренированного глаза. Выбор маршрута, определение направления, знание территорий, недоступных взору, но существующих за широким горизонтом, – ничто из этого не тревожило пассажиров. Им казалось, что они заперты в ограниченном пространстве на определенный срок не потому, что это было необходимым условием для преодоления нужного расстояния, но скорее платой за привилегию быть перенесенными с одного конца земли на другой, без всяких усилий. Они были слишком расслаблены обильными обедами, которые давно перестали приносить чувственное наслаждение, а превратились в запланированные развлечения (к тому же продолжительные сверх меры), заполняющие пустоту дней.