Белые трюфели зимой - Н. Келби

— А почему, собственно, я должна это делать?

— Потому что тогда ты получишь от меня в дар эту шубу и свою свободу.

Сабина покачала головой.

— Нет, мадам, я не о том. Я хочу понять, почему вы хотите, чтобы я занималась подобными глупостями?

— Потому что он любит меня, — сказала Дельфина. — И если мы умрем, а он так и не создаст никакого блюда в мою честь, никто не поверит, что он меня любил. Каждый будет думать, что их всех он любил гораздо больше, чем меня.

— Особенно ту актрису? Как там ее имя?

Девица явно понимала, какой властью могла бы воспользоваться в отношении Эскофье — это-то, по крайней мере, Дельфина видела совершенно отчетливо. И ее отец тоже это понимал. Потому-то он ее сюда и прислал. Возможно, и сам он, и его дочь не такие уж идиоты, в конце концов.

А Сабина смотрела на нее очень внимательно, даже вглядывалась в ее лицо. Дельфине было совершенно ясно, что эта девочка видит перед собой. Прикованную к постели и невероятно толстую больную старуху. Она давно уже перестала быть известной поэтессой Дельфиной Даффис Эскофье и превратилась в ужасное, жалкое существо в памперсах, которое возят в инвалидном кресле и показывают по торжественным случаям многочисленным внукам. Дура старая. Чудовище.

— Это неважно, — сказала Дельфина. — Ступай прочь.

Сабина не пошевелилась.

— Мадам, может быть, конечно, люди и подумают, что раз уж великий Эскофье не создал в вашу честь никакого кушанья, то он и не любил вас. Но вполне возможно также, что люди решат совершенно иначе: он слишком сильно любил ее — то есть вас, — а потому и не считал нужным никому это доказывать.

— А ты дерзкая девочка.

— Я повариха.

— Так ты возьмешь это манто?

— Нет, мадам. Оно линяет.

Дельфина посмотрела на кремовую блузку Сабины. Действительно, даже в неярком свете было видно, что все плечи у нее усыпаны вылезшей из воротника темной шерстью. Дельфина чуть не расплакалась.

— Могу я идти? — снова спросила Сабина.

Дельфина не ответила. Она смотрела в окно. Как много теперь огней там, у причалов. Возможно, это «La Royale», корабли французского флота. «Немцы. Скоро они будут здесь, — думала она. — Скоро все это не будет иметь никакого значения».

— А знаешь, я видела твою Бейкер в Париже. В «La Folie du Jour». Это представление давали в «Фоли Бержер». Когда она вышла на сцену, на ней вместо юбки были скрепленные вместе шестнадцать бананов, а вместо блузки — несколько рядов бус. Просто прелестно. И это очаровательное обнаженное существо было единственным, на что там вообще можно было смотреть. Бейкер тогда еще не так хорошо пела, ведь голосок у нее, в общем, весьма посредственный, слабенький. Но этого никто не помнит. О ней тогда так много писали, газеты попросту ее обессмертили, и теперь все помнят только, что видели Бейкер на сцене «Фоли Бержер» в самом расцвете ее таланта и славы.

— Так и все мы только на это и можем надеяться — чтобы о нас помнили.

Дельфина вдруг почувствовала себя страшно усталой и закрыла глаза. Она все еще продолжала говорить что-то насчет славы и бессмертия, когда Сабина тихонько вышла из ее спальни и закрыла за собой дверь.

Но после полуночи дверь в комнату Дельфины опять приоткрылась. Эскофье некоторое время постоял на пороге, глядя на спящую жену, на ее маленькое круглое лицо, утонувшее в море кружев и сбившихся простынь. Окна так и остались открытыми. В комнате было холодно. В лунном свете все предметы казались стальными.

Эскофье тихо прошел через всю комнату и закрыл окна. Когда он обернулся, его внимание привлек мех в изножье кровати. Он мгновенно его узнал. Взяв манто в руки, он немного подержал его на весу. От меха пахло плесенью и старостью. Эскофье закрыл глаза.

— Мне так жаль, — прошептал он, словно разговаривая с самим собой.

— Эскофье, это ты?

— Извини, я не хотел тебя будить. Но окна…

Он по-прежнему был одет так, словно ждал гостей, — в черном фраке времен Луи-Филиппа, в туфлях, начищенных до блеска. Манто он положил на крышку деревянного сундука.

— Мне холодно, — сказала Дельфина. — Накрой меня этой шубой.

— Я принесу тебе одеяло.

— Зачем? Ее все равно нельзя больше носить, — сказала Дельфина. — Мех страшно линяет. А так я смогу хоть как-то его использовать.

Эскофье посмотрел на свои руки; все рукава были в клочьях вылезшей из шубы шерсти.

— Нет, нужно найти что-нибудь более подходящее. Окно я теперь закрыл. Вскоре в комнате будет совсем тепло, даже жарко.

— Нет, — резко заявила Дельфина. — Я хочу, чтобы ты накрыл меня этой шубой.

Эскофье ласково укутал ей плечи меховым манто и отступил. Она чувствовала себя карлицей под грузом этих мехов и истории. В металлическом свете луны Эскофье выглядел каким-то особенно хрупким. Ей показалось, что он хочет многое ей сказать, объяснить — столь многое, что не знает, как и заговорить об этом, с чего начать. Но он лишь нежно поцеловал ее. И некоторое время подержал ее лицо в ладонях, словно запоминая.

— Спокойной ночи, мадам Эскофье.

А потом он еще долго стоял в коридоре за дверью и ждал, пока не услышал ее глубокое, ритмичное, сонное дыхание.

Затем он вернулся в свою комнату, уселся за письменный стол и снова стал писать, тщательно восстанавливая по памяти каждую строчку.

«Там, под тонкой одеждою-кожей/ твои молчаливые руки,/ твои сумрачные глаза — / там ты./ И все, чем я являюсь, не может без тебя осуществиться./ Даже голос мой становится громче или тише, стоит мне о тебе подумать./ Во снах ты приходишь ко мне, моя истинная любовь, и лишь тогда я чувствую себя завершенной./ Но сразу просыпаюсь».

Эскофье несколько раз перечитал написанное и порвал листок на мелкие кусочки. Затем открыл окно и выбросил их в ночную тьму. Белые и плотные, похожие на какие-то невероятные снежные хлопья, обрывки его слов, подхваченные морским бризом, кружились и медленно падали на землю, замусоривая сад внизу.

А потом он снова уселся за стол и принялся писать.

Полный «Эскофье»:

Мемуары в виде кулинарных рецептов

FRITÔT OU MARINADE DE VOLAILLE[22]

Жареная курица

23 октября 1844 г.

Родилась дивная Сара Бернар, восьмое чудо света.

23 октября 1859 г.

В возрасте 13 лет началась моя профессиональная карьера — я стал учеником на кухне «Французского ресторана» в Ницце, принадлежавшего моему дяде.

23 октября 1870 г.

Франко-прусская война: осада Меца, решительная победа Пруссии и полная капитуляция Франции.