Гардарика - Елена Чудинова

— Ты хочешь залезть наверх?

— Я хочу поглядеть, кто устраивает себе жилища-тайники в моих деревьях. Здесь не вятская, а все же таки моя земля, — отвечал я, поднимаясь.

— Я подержу лестницу, а потом залезу за тобой.

— Хорошо!

Лестница кончилась: голова моя уперлась в нечто, напоминающее днище бочонка. Я нажал на него руками: оно неожиданно легко откинулось вверх, и к изумлению моему, оттуда хлынул поток света, показавшийся мне ослепительно ярким, после кромешной темноты дупла.

Я очутился в низкой небольшой горнице, ярко освещенной несколькими восковыми свечами. По чистым стенам ее висели связки каких-то трав. Они издавали пряно-удушливый сухой запах. Много места в горнице занимали два темных деревянных ларя — большой и поменьше, поставленные один на другой. Пол был устлан мягкими медвежьими шкурами.

В углу горницы, перед наполненной до краев водой глиняной миской, сидела на полу девочка лет восьми. Лицо ее было смугло, глаза — светло-карими, с, как показалось мне, странно расширенными зрачками. Увенчанные венком полевых цветов, темно-русые волнистые волосы, свободно струились по ее беленой рубахе… Поверх рубахи на ней была надета небеленая короткая запона, вокруг шеи — нитка красных бус. Девочка, казалось, не слышала как стукнул люк: она не отрываясь смотрела на воду, губы ее беззвучно шевелились.

Я не двигался, пораженный.

Возглас изумления слетел с губ появившегося вслед за мной из люка князя Эдварда. Девочка, вздрогнув, подняла голову.

— Не бойся нас, милое дитя, — мягко сказал Айронсайд. — Мы не хотели напугать тебя!

— Я не боюсь вас, — тихо ответила она. — Вы — христиане, вы пришли сюда — значит вы умрете нынче к ночи.

— Значит ты, дитя, не христианка?! — в ужасе отшатнувшись, спросил князь Эдвард, не обративший даже внимания на вторую часть фразы: немудрено — похоже, это была первая увиденная им язычница. — Господь да спасет твою душу! Но кто же ты?

— Я — Анея, — ответила девочка.

— Ты живешь здесь? Всегда?

— Нет, не всегда. Только днем. По ночам я выхожу отсюда.

— По ночам? Почему по ночам? Неужели ты хочешь сказать, что не выходишь из своего убежища днем?

— Я никогда не видела дневного света, — просто ответила Анея. — Мне нельзя выходить днем: навьи рассердятся. Я тогда в воде перестану видеть что да где случается. А старикам надо, чтобы я видела: потому меня и навьим посвятили, когда я не родилась еще…

— Но отчего же, ты сказала, мы сегодня умрем? — спросил я.

— Оттого, что сюда пришли. Ой! — Анея пристально взглянула на меня. — А ведь ты — князь Ведовской, Владимир…

— Да, я Владимир Ведовской.

— Вижу я, вижу… вижу, — заглянув в свою миску, проговорила Анея скороговоркой. — Не умрете вы… С тобой — можно, тебе — можно… Спеши, спеши только, князь Владимир, ждут тебя ждут, заждались…

Казалось, она не видела больше нас, склонившись над водою. Губы ее снова зашептали что-то беззвучно. Тем же путем, что и вошли, мы покинули горницу.

Снова стояли мы в темном, широком дупле, в которое слабо пробивался дневной свет. Увиденное только что, казалось мне причудливым сном.

Неожиданно я отчетливо услышал топот многих ног и приглушенные голоса вокруг дуба.

— Ты слышишь, князь Эдвард?

— Да.

Мы поняли друг друга без слов: выжидать в дереве не имело смысла: если Волвич отошел, кони все равно привязаны рядом: даже если мы поднимемся по веревке и нас не найдут — позорно бросать верных боевых коней. Если же Волвич там — мы не можем оставить его в одиночку биться с врагами… Конечно, если это — враги.

Мы не колеблясь вышли из дупла на свет.

Первым, кого я увидел, был Волвич, в спокойно-неподвижной позе стоявший около коней. Рядом с ним стоял какай-то хорошо вооруженный и так же просто одетый молодой воин, чем-то неуловимо похожий на него. Такие же серые волосы спадали ему на плечи. Чуть поодаль — стояли еще двое воинов: один из них пересчитывал стрелы у себя в колчане… Еще двое — перетягивали на луке тетиву…

А из чащи леса, словно вырастая неизвестно откуда, выходили со всех сторон все новые и новые воины, чем-то похожие на Волвича…

Как только я вышел, воздух огласился приветственными криками.

— Кто эти люди? — спросил я Волвича.

— Это твои люди, княже, — отвечал он со странной усмешкой.

От догадки, промелькнувшей у меня в голове, дрожь пробежала по телу. Но я напряжением воли унял ее. Разве не князь я над всем, что есть на моей земле?

— Веди нас на Ведов, княже, — сказал, подступая ко мне, молодой воин, с красивым, несмотря на близко посаженные глаза, мужественным лицом.

— Добро, я поведу вас, хотя вас и меньше числом, чем наемников у Глеба.

— Так ли, княже? — в серых глазах его словно вспыхнули на мгновение желтые недобрые огоньки. — Взгляни!

Люди в серых одеждах все прибывали и прибывали… Казалось, их невозможно было уже даже пересчитать.

— Добро же, — помолчав немного, ответил я. — К утру мы будем у стен Ведова.

Рассвет застал нас в уже седлах. Мы с Эдвардом Айронсайдом ехали впереди огромной конной и пешей рати.

Золотые солнечные лучи, казалось, наполняли собой еще не растворившиеся кое-где по лугам клочья тумана… Клубилась поднятая множеством ног и копыт пыль, освежал лица и путал волосы свежий утренний ветерок.

Вспыхнули вдали золотом первые купола церквей… Ведов! Сердце забилось в груди, как рвущаяся из клетки птица… Мне показалось, что сотни лет не был я в своем граде…

Уже стали видны белые стены… Ров… Подъемный мост… Но что это?! Мост падает… С воинственными криками вылетает из ворот и мчится на нас первая группа всадников… За ними — другие…

— Почему они хотят принять бой под стенами? — выдохнул я, пришпоривая Букефала.

— Они боятся, rex — зло засмеялся Эдвард. — Ведь верных тебе в городе немало! Они надеются разделаться с нами здесь…

— Ты прав. Вперед!

Все яростнее скок, все ближе сверкающие на солнце доспехи врагов… Я успеваю еще на скаку заметить множество варяжских шлемов и половецких шапок… В следующее мгновение я, пригнувшись, проскочил под летящими на меня варяжским мечом и половежской кривой саблей, которые, встретясь над моей головой, оглушительно прозвенели друг о друга: врезавшийся между буланым и пегим крупами Букефал, несся, разбивая гущу вражьего войска… Морда вздыбленной лошади возникла как из-под земли, не успев даже разглядеть лица, я увидел стремительно падающий на меня обоюдоострый огромный меч… «Все!» — мелькнуло у меня в голове… Раздавшийся вслед за этим звон, казалось, разлетелся у меня в ушах тысячей мелких звонких осколков: шлем мой выдержал… Рывок пробивающегося между конскими крупами, словно разрезая морские волны, Букефала, унес меня прочь от помявшего мой шлем человека: я успел только заметить, что он вступил уже в схватку с одним из моих серых воинов… Следующего, на кого вынес меня конский лет, я успел ударить первым — по руке с мечом — она бессильно повисла: в ушах моих отдался крик боли, я увидел искаженное лицо половецкого виду… Все ближе и ближе к поднятому мосту нес меня Букефал… Что это?! Мост, поднятый, когда Глебова рать выехала из города (чтобы мы в любом случае не могли прорваться в него) падает… Растворяются снова ворота… Из них выбегает толпа пеших, кое-как вооруженных людей — по виду — горожан: они бросаются на Глебовых людей с тылу… Еще рывок коня — и я уже на мосту… Замыкаются надо мной белые своды… и вот копыта стучат уже по мостовой Ведова… Я останавливаюсь, перевожу дух. Доспех мой залит кровью, но это не моя кровь. Я стаскиваю с головы покореженный шлем и швыряю его на землю… Ветер треплет мои волосы, бросает их в лицо…