33 мифа о Китае. Что мы (не) знаем об азиатской сверхдержаве - Мари Маннинен

Последователей Фалуньгун часто можно увидеть в финских парках. Стоя на месте, они выполняют простые движения руками. Комплекс упражнений, который должен способствовать самосовершенствованию и здоровью, выглядит плавнее и проще, чем тайцзи. В брошюрах, которые распространяют последователи Фалуньгун, говорится о том, как жестоко учение преследуют в Китае. Как и о тибетцах, о сторонниках Фалуньгун на Западе сложилась однобокое представление, поскольку в СМИ их почти всегда изображают жертвами.

Фалуньгун начал распространяться в Китае в 1990-е наряду с другими дыхательными практиками цигун. Под руководством лидера Ли Хунчжи учение быстро стало популярным. Мастер Ли в своих наставлениях объединяет буддистские и даосские традиции, а также традиционные и религиозные верования – так пишет в своей книге «Критическая безопасность и китайская политика – кампания против Фалуньгуна» (Critical Security and Chinese Politics – The Anti-Falungong Campaign) профессор международной политики Юха Вуори. Ли Хунчжи учит, что если усердно практиковаться и черпать энергию из космоса, скрупулезно выполняя упражнения, можно исцелиться от болезней, а также читать мысли других людей и видеть сквозь стены.

Поначалу Фалуньгун пользовался популярностью даже среди чиновников, однако в итоге движение в Китае было полностью запрещено. Власть имущие были разгневаны демонстрациями, которые прошли сначала в провинциях, а потом и в Пекине. В числе прочего демонстранты требовали официального признания учения.

Профессор Вуори пишет, что Фалуньгун встревожил партию – движение оказалось способно к эффективной организации, среди его членов были партийные функционеры, а само учение предлагало альтернативу коммунистической морали.

По данным различных правозащитных организаций, последователи Фалуньгун в Китае подвергались заключению и пыткам, их отправляли на принудительные работы и в психбольницы. Участники движения утверждали, что китайские власти систематически казнили его последователей и использовали их органы для пересадки. Большинство сторонников Фалуньгун добровольно или принудительно отказалось от своих убеждений из-за гонений, начавшихся в конце 1990-х. Многие бежали из страны, и учение распространилось по всему миру.

Кажется, что последователи Фалуньгун – невинные жертвы преследований, простые верующие со светлыми лицами. Кто-то верит в то, что вино во время причастия превращается в кровь, а кто-то – что зарядка поможет научиться видеть сквозь стены. Каждому свое.

Однако и Фалуньгун не без греха. Юха Вуори напоминает, что в западных СМИ практически не говорят о негативных сторонах этого учения. Мастер Ли выступает против гомосексуальности, равноправия полов и смешения рас. Он не любит некрасивых, умственно неполноценных и людей с ограниченными возможностями. Он яростно критикует других мастеров цигун и бывших своих приверженцев, которые вынуждены были отречься от учения в трудовых лагерях. Он выступает против свободы слова. В сущности, на нарушение прав человека в Китае мастер Ли обратил внимание, лишь когда запретили Фалуньгун. Раньше эта тема его не интересовала – наоборот, он выступал против многих прав человека. Теперь же Ли Хунчжи хочет показать, что его движение пропагандирует мирную медитацию, за которую в Китае преследуют. Эта точка зрения находит отклик на Западе – похоже, ее разделяют практически все.

Чрезмерная популяризация шаблонного образа Тибета уже успела навредить местным жителям. Исследуя тибетцев, Сонья Лаукканен не раз замечала, что многие из них чувствуют себя «ненастоящими» из-за того, что одеваются, мыслят или ведут себя иначе, нежели ожидают туристы.

Китай планирует свою политику на сто лет вперед

Китайские политики не дальновиднее западных

С китайской политикой связано немало стереотипов, но один из них особенно часто выдают за «непреложную истину». Однако Микаель Маттлин, профессор-китаист Хельсинкского университета, считает, что это очередное заблуждение.

«Многим кажется, что китайцы мыслят в долгосрочной перспективе и планируют свои действия чуть ли не на сто лет вперед. Иногда даже опытные эксперты утверждают, что в Китае преобладает стратегическое мышление, в то время как у нас на Западе – квартальное», – говорит Маттлин.

Такого мнения придерживаются многие руководители крупных западных компаний, работающих на китайском рынке, журналисты и даже некоторые исследователи. Приверженцы данного стереотипа любят цитировать «древние китайские мудрости», вроде пожелания «жить в интересные времена». Соль шутки в том, что это, казалось бы, доброе пожелание – на самом деле проклятие: в «интересные» времена обычно происходят трагедии, идут войны, а хозяйство погружается в хаос.

На самом деле эта поговорка вовсе не китайская – скорее всего, ее придумали в США, как и многие другие затасканные «псевдокитайские» пословицы. Китай привыкли представлять кладезем восточной мудрости.

«Это ориентализм. Китайцы кажутся нам более проницательными, чем жители Запада», – говорит профессор Маттлин.

Мы смотрим на китайцев через призму ориентализма. Когда премьер-министр Чжоу Эньлай в 1972 году произнес свою знаменитую фразу о том, что еще слишком рано оценивать последствия французской революции, Запад был поражен: подумать только, для китайцев события 1789 года – недавнее прошлое!

Присутствовавший на встрече американский дипломат позже рассказывал, что Чжоу Эньлай имел в виду масштабные протесты 1968 года, то есть события четырехлетней давности. Тем не менее, легенда жива по сей день.

К сожалению, ориентализм и меня не обошел стороной. Проникновенным голосом я рассказывала знакомым, как в Китае принято строить планы на много лет вперед. И в это легко поверить, когда китайские политики рассказывают о своих целях вплоть до 2050 года. Но разве это исключительно китайская черта – озвучивать долгосрочные планы? Например, когда в Финляндии создавали пенсионную систему, политикам тоже приходилось заглядывать далеко в будущее. Можно подумать, что только в Китае действует плановая экономика. Но и в СССР были пятилетки!

Китайцы не всегда действуют взвешенно.

«Китайскому правительству порой приходится принимать вынужденные, ситуативные решения, точно так же, как политикам любой другой страны. Никто в такие моменты не думает на сто лет вперед, да и кто в наши дни загадывает так надолго? Подчас кажется, что Китай больше склонен к недальновидности», – говорит Маттлин.

В качестве примера Маттлин приводит историю с покупкой отелей. Не так давно китайские компании в ажиотаже скупали гостиницы за рубежом. Теперь у объектов, приобретенных в кредит во время отельного бума, дела идут не лучшим образом. В феврале 2018 года государство взяло контроль над рыночным гигантом Anbang, который влез в столь же гигантские долги, – в числе прочего, скупая отели. Покупательская лихорадка обошлась слишком дорого.

Маттлин уверен, что западный ориентализм негативно повлиял и на самих китайцев. Они поверили в стереотип о своей прозорливости и теперь охотно поддерживают эту репутацию на мировом уровне. Лидеры страны в своих речах подчеркивают значимость даосизма и в особенности конфуцианства – традиционных китайских учений. Конфуцианский посыл о послушных подданных и гармоничном обществе отлично сочетается с идеями компартии.

На Западе принято считать, что в китайском обществе царят коллективизм и единство. Профессор китайской культуры и обществознания Матти Нойонен из Лапландского университета придерживается иного мнения.

«На практике все