Поражение Федры - Лора Шепперсон

он не уделяет особого внимания Миносу, своему сыну от Европы. (А вот бабушку Европу я видела множество раз, но, конечно же, не смела поднимать с ней тему папиного зачатия. Даже мама страшилась бабулю.)

Более того, править людьми могут только потомки богов. Мой папа обладал божественным правом править Критом, так как его отец являлся богом всего мира. Именно поэтому, когда Тесей прибыл в Афины с мечом своего смертного отца и царственной осанкой, его незамедлительно признали как сына Эгея и Посейдона и как наследника престола.

При приближении к афинскому берегу я заметила на скале одинокого всадника на лошади, совсем крошечного издали. На зрение я не жалуюсь, поэтому разглядела, что он поднял руку, завидев корабль. Затем конь встал на дыбы, сорвался с места и помчался так, будто за ним гнались боги ветров. Тесей поймал мой взгляд и улыбнулся.

– Это мой сын Ипполит.

– Ты узнал его на таком расстоянии? – поразилась я.

О сыне Тесея я слышала впервые, к тому же настолько взрослом, уже ездящем верхом.

– Я понял это по тому, как он правит конем. Впрочем, вопреки этому конь его обожает. А может, и не вопреки, а благодаря.

Он собрался отвернуться, но я хотела удержать его внимание и нашла что спросить:

– Сколько ему лет? Твоему сыну, а не коню.

– Около шестнадцати. А, нет, семнадцать ему. После битвы с амазонками минуло восемнадцать лет.

– Значит, его мама… – я не посмела закончить предложение.

– Антиопа, царица амазонок. В юности мы все совершаем глупости, но я уж точно не жалею ни о чем, связанном с Ипполитом. Он замечательный мальчик.

Я не желала слышать большего. Сколько еще цариц и принцесс забрал у родных Тесей? Но восемнадцать лет назад ему, наверное, было столько же, сколько сейчас Ипполиту и мне.

– Земля! – крикнул рядом моряк, и я вздрогнула.

Мы с Кандакией мешали, где бы ни пристроились, пока команда слаженно работала, причаливая к берегу. Процесс этот был трудоемким и долгим, и к тому времени, как мы пришвартовались, начали опускаться сумерки.

– Переночуем на берегу и завтра пойдем во дворец? – спросил Тесей Пирифоя.

Тот уже собирался ответить, как на берегу раздались крики.

– О горе, горе! Пирифой, ты вернулся?

На берегу неистово махал рукой всадник. Не тот, которого мы видели ранее. Это было видно по тому, как он управлял конем. Предыдущий всадник напоминал кентавра. Нынешний явно жаждал вновь оказаться на ногах.

Пирифой с Тесеем обменялись быстрыми взглядами.

– Да, мы вернулись, – отозвался Пирифой. – Но почему ты кричишь: «О горе»? – Его голос звучал натянуто, и он нервно теребил одежду. От уверенности капитана не осталось и следа.

– Потому что ты вернулся без принца.

Мужчина на берегу все еще пытался обуздать коня. Он не смотрел на корабль и не видел стоявшего там Тесея, лишь кивнул Пирифою.

– Не понимаю, мой друг, – хрипло проговорил тот. – Принц здесь.

– Принц здесь? Тогда «о горе» вдвойне!

Не справившись с конем, мужчина сдался и соскользнул вниз. Приземление вышло неуклюжим, и конь взглянул на него с презрением.

– Ты принес дурную весть? – вступил в разговор Тесей, не дождавшись ничего внятного от Пирифоя. – Говори по существу.

Мужчина пал на колени, выпустив из рук поводья. Получив свободу, конь не преминул ускакать. Мужчина глянул ему вслед с тоской и отчаянием, но лишь на секунду – в следующий миг его взгляд обратился к Тесею.

– Приветствую вас, Тесей, царь Афин. Ваше величество, ваш отец умер.

Акт II. Афины

По углам зала располагались альковы – ниши, предназначенные для статуй богов. Однако их сочли слишком темными и неподходящими для божеств, которых надлежало чтить. Суеверным людям даже в солнечный день мерещилось в густых тенях альковов крошечное существо, подрагивающее внутри, наблюдающее за ними. В нише едва бы уместился взрослый мужчина. Так что неудивительно, что в алькове дальнего правого угла таился не он.

* * *

Медея, прозванная колдуньей, была уже немолода, и ее спина ныла от неудобной позы, принятой в маленьком алькове. «Двоюродная сестра Федры, по возрасту годящаяся ей в матери», – с иронией подумала она.

С этого ракурса Медея не видела принцессу, но могла представить. Ей помнились их совместные разговоры, секреты, которые раскрыла ей Федра. Что она чувствует сейчас? Эта одинокая девушка в зале, полном мужчин. Столь беззащитная или кажущаяся таковой.

Правду Медея не ведала. Федра назвала его насильником, и Медея поверила ей. Но это не значит, что принцесса искренна во всем. В конце концов, при необходимости женщины способны на большее, чем ложь. Медея знает это лучше других.

Медея

Я прислушалась к кричавшим в небесах чайкам и вздохнула. А день начинался так хорошо. Обещал быть лучшим с тех пор, как я сбежала от мужа из Колхиды, обремененная лишь одеждой и сохраненными в голове тайными знаниями.

Эгей пригласил меня на завтрак в свои личные покои. О, я знаю, о чем шептались люди. Дурачье! Если бы между нами было то, о чем сплетничали, Эгей приглашал бы меня не на завтрак.

Я вела себя как спустившаяся к царю с Олимпа божественная Афродита. Точно юная дева облизывала мед с кончиков своих пальцев, смеялась над предсказуемыми шутками и лениво размышляла над тем, что отвечу, попроси меня Эгей остаться на ночь. Само действо меня мало заботило: в возрасте Эгея оно будет быстрым, как чих. А моей репутации, признаться, ниже пасть уже некуда. Но если сделать этот шаг, то желательно извлечь из него максимум пользы. Хочу ли я стать царицей Афин?

Как только мы закончили завтракать, нас побеспокоил стук в дверь. Я вскинула взгляд, ожидая гнева Эгея, и удивилась. Последний вестник, прервавший наше уединение, был изгнан из города. Но сегодня старый царь опустил дрожащей рукой только что поднятую ко рту фигу и велел стучавшему войти, словно ждал его.

В комнате появился человек, которого я видела праздношатающимся по двору и хлещущим дешевое вино. Бледный, он, заикаясь, проговорил:

– Ваше величество, корабль вернулся.

– Оставь нас, Медея, – велел Эгей тихо, но твердо, даже царственно, чего до этого не случалось. Так что я повиновалась. А зря.

Я поднялась, вышла из комнаты и прикрыла за собой тяжелую дверь. Разгладила хитон и с высоко поднятой головой направилась в свои покои.

Едва я успела присесть на диван – намного удобнее тех, что в комнатах царя, – и снять вуаль, как в коридоре поднялся шум. Я вскочила на ноги и уставилась на свою служанку Агнету. Мы смотрели друг на друга с равным ужасом. Подобные волнения нам знакомы и никогда не сулят ничего хорошего.

– Мне пойти узнать, что случилось? – спросила Агнета пересохшими губами.

Я покачала головой.

– Отправь Кассандру.

Прозвучало хладнокровно, словно меж служанок у меня есть любимицы, а есть те, кем можно пожертвовать (кстати, так и есть). Но Агнета – с севера, она даже не гречанка, чужачка здесь поболее меня. Кассандра же – знакомая всем афинянка, с туповатым мужем-афинянином и по меньшей мере двумя детьми, которых я ни разу не видела. А еще у нее несколько высокородных любовников-афинян. В разграбляемом городе любой женщине грозит опасность, но у Кассандры есть мужчины, которые могут ее защитить.

Отослав Кассандру, чье горячее воодушевление выдавало отсутствие опыта, мы с Агнетой подошли к огромному, выходившему на море открытому окну. Легкий ветерок ерошил волосы, свежий воздух пах морем. Создавалась иллюзия, будто все в мире идеально. Но нас не одурачить. Мы видели, что вдалеке медленно плывет корабль. У скалы на берегу собралась толпа. Мое сердце сжалось, словно стиснутое ледяной ладонью. В комнату влетела Кассандра.

– Эгей! – закричала она.

Я кивнула ей: продолжай.

– Он покончил с собой, прыгнув со скалы.

Я молча взирала на нее. Мужчину мне не было жалко – во всяком случае, я себя в этом убеждала, – но все, чего я так усердно добивалась с самого приезда в Афины, теперь ускользало сквозь пальцы.

– Из-за чего? – выдавила я.

Виноват вестник. Мне