Умереть - это не страшно - Марина Скрябина
Шрифт:
Интервал:
Не скрою, долго меня это чувство за невинно убиенного младенца мучило: а вдруг, если бы Алиса родила, то она бы остепенилась, и ничего бы плохого не произошло… Рассуждала я обычно вслух при моем гражданском муже. На что Сашка-Грек, привыкший, как бизнесмен, рассуждать логически и решать вопросы по мере их поступления, не полагаясь на русское абы-да-кабы, здраво возражал:
— Не мучай себя, не изводи никакими черными мыслями. Ничего бы не изменилось!
Все прошло нормально. В смысле — аборт. Первый мой аборт. Первое мое убийство ни в чем не повинного дитя. Несмотря на смерти знакомых людей рядом со мной, сама я к этому руку не прикладывала, а тут…
Но четко помню, как мать со своим дружком Греком забирали меня из роддома на его черном слоноподобном джипе. Я юркнула на заднее сидение, пряча глаза от стыда. Почему-то было нестерпимо стыдно за мой малодушный поступок, за мой отказ от младенца, а мать всю дорогу шипела, как змея. По моим щекам текли горькие слезы от странного ощущения потери. Как будто часть тела или души оторвалась от меня и — самое ужасное! — это нечто не вернуть ни за какие деньги, ни за какие богатства.
Меня настигло первое в моей жизни чувство утраты. Не в тот раз, когда умер друг Женя, а сейчас. Нужно было пересмотреть свое отношение к окружающему миру пока не поздно, но никто мне никогда не объяснял, сколько же на самом деле стоит человеческая жизнь. Со мной вообще никто по душам не разговаривал, кроме бабушки Оли, будто я какой-то подкидыш, на которого не стоит тратить время. Но ей же всего не расскажешь! Вот и аборт от нее скрыли по договоренности с мамой. До всего приходилось допирать самой.
Только после аборта стало доходить: потерять материальное легче, чем потерять часть себя и часть своей души. Но словами выразить свое состояние я не могла. К тому же мать продолжала сыпать на меня какие-то непонятные обвинения.
Я же, глядя на эту парочку, почему-то вдруг возненавидела из обоих. Мать за то, что она меня ругала и била за мои проступки. Но она — моя мать. Этим все сказано. А вот Грек всегда отстраненно молчал, когда мы с матерью ругались. Иногда мне казалось, что ОСУЖДАЮЩЕ молчал, и не вмешивался в наши выяснения отношений. Но именно поэтому он стал для меня врагом номер один. Он не считал меня человеком, и я отвечала ему тем же.
Но главное — он не считал меня привлекательной женщиной, что было гораздо обиднее и больнее. Он ни разу не посмотрел на меня, как на женщину, которая может ему понравиться. А в его мимолетном взгляде на меня часто сквозило пренебрежение и даже — брезгливость, хотя, я думаю — нет! Я абсолютно уверена! — он не раз имел отношения с проститутками. Этого пренебрежения я не могла ему простить НИКОГДА!
И еще бесило, что каждый раз мне говорилось, что в нашей квартире ничего моего нет. Что я сама должна обеспечивать себя, а значит — идти работать. Ага, сейчас. Только штаны подтяну. Да денег Грека хватит на все с лихвой! Нужно просто умеючи тянуть! Он и матери моей постоянно говорил, чтобы она уходила с работы…
Поэтому я начала свою маленькую черную месть, испытывая при этом ни с чем не сравнимое душевное удовлетворение. Я в их отсутствие перерывала нашу квартиру и находила отложенные на хозяйственные покупки деньги. Сначала я брала по чуть-чуть и, в случае обнаружения пропажи, переводила стрелки на кого-то другого: на моих знакомых, изредка посещавших меня, на слесаря, ремонтировавшего кухонный кран, на них самих, перепрятывающих свои сокровища и забывающих, где что лежит…
Но однажды я обнаглела и взяла сразу пятьсот баксов. У полковни-ка-то брала суммы и покрупнее. Тут мать и Грек догадались, что это я…
И тогда я решила уйти из дома…
Почему-то вспомнилось, когда прочитала строки про Алискин уход из дома, как она сбегала пару раз еще в шестилетнем возрасте. Протест ли это был или свой непростой характер она так показывала — неизвестно.
Впервые проявилась тяга к перемене мест у моей дочери в детсадовской подготовительной группе. Только в пятнадцать лет Алиса мне рассказала, как над ними издевалась воспитательница детского сада. Чем не домомучительница Фрекен Бок из мультфильма про Карлсона? Та самая воспитательница старшей группы, Марина Ивановна, которую я считала лучшей из всех, потому что она сразу же оказывалась рядом, как только я переступала порог детсада. Она подобострастно заглядывала мне в глаза и говорила, какая замечательная у меня дочь:
— Такая умница! Такая рукодельница! Так хорошо рисует! Я ее в пример всем детям ставлю!
А какой мамочке не понравится, что хвалят ее ребенка?! Естественно, я носила этой ушлой тетке-воспитательнице подарки ко всем праздникам, чтобы отблагодарить за заботу о моем чаде. Каково же было мне узнать спустя почти десять лет, насколько двуличной была эта очкастая тварь!
Она не била детей и не ругала. За это же можно и взыскание получить от родителей или от заведующей детсада. А то и быть уволенной с волчьим билетом. Нет! Она вместо положенных часов, отведенных детям для игр, рассаживала мальчиков и девочек на стулья, выставленные в ряд, и заставляла молча сидеть, дожидаясь прихода родителей, положив руки на колени. Не всегда отпуская даже в туалет! Фашистское отродье! А если вдруг кто из детей ослушается — ставила провинившегося лицом в угол. Мало того, она запугала малолетних подопечных так, что дети никому ничего не рассказывали. Напомню: об этом я узнала только через десять лет.
Протест моей шестилетней дочери Марине Ивановне выразился в том, что Алиса без спроса ушла вечером из детского сада, не дождавшись моего прихода. Правда, я действительно припозднилась на работе, но детсад работал до семи вечера, а было только пятнадцать минут седьмого.
Теплый летний вечер располагал к прогулкам на свежем воздухе, поэтому я не стала заходить в группу, а поспешила на участок с верандой, закрепленный за нашими детками. Четверо ребятишек сосредоточенно копались в песочнице, строя дорогу с тоннелями. Алисина кофточка лежала на скамейке, но ее самой нигде не было. Я обошла весь участок, засаженный деревьями и кустарником, а потом спросила у детей:
— А вы не видели Алису? Где она?
Одна из девочек нехотя оторвалась от своего важного занятия и сказала:
— А она домой пошла.
— Как домой? С кем? А где воспитательница?
— Не знаем. Марина Ивановна нас на старшую группу оставила и ушла. А тех детей уже всех забрали. Вот мы тут одни своих мам и дожидаемся.
Я знала, что никто кроме меня не мог забрать Алису из сада. Просто больше некому. Сотовых не существовало, да и городские телефоны раздавались по большому блату, так что поиск по звонкам не имел смысла. Ножками-ножками! Кроме того, я знала наверняка, что и в моей квартире, и в квартире моих родителей никого сейчас нет. Папа, мама и родная сестра неделю назад укатили отдыхать в Крым. Мой еще тогда существующий муж Алексей должен появиться с рыбалки только через два дня. А мой дедушка, который жил с родителями, лето обычно проводил на даче. Все! Вариантов не осталось. Куда могла пойти дочь? Или ее украли? Сердце сжималось от ужаса!
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!