Остров Надежды - Аркадий Первенцев

Зимой с одного из военных подмосковных аэродромов ушел самолет Главного командования Военно-Морских Сил, имея на борту адмирала Максимова и специального корреспондента Ушакова.

Адмирал Павел Иванович Максимов отправился в очередную командировку по делам политического управления. Дмитрий Ильич Ушаков — для участия в операции «Норд»: атомную подводную лодку отправляли в кругосветный поход. Это было за два года до гибели Лезгинцева. Его еще не знал Ушаков. Больше того, не догадывался о его существовании.

Поршневой «ил» вел подполковник Савва, вторым пилотом был азербайджанец капитан Самед. Так его и называли — по имени. Сегодня день рождения шефпилота. Экипаж сложился на подарок — портативный магнитофон. К подполковнику Савве приближался мемуарный возраст, и свои воспоминания он хотел доверить магнитной ленте. А Савва знал многое и многих. Вначале, в войну, он летал на бомбежки вплоть до Берлина, затем перешел на спецрейсы и познакомился с рядом крупных фигур военно-морского ведомства.

Служебный самолет выглядел более спартанским в сравнении с пассажирским. Военные не приучали себя к комфорту. Единственное преимущество — можно поспать, вытянуться, а в остальном — ни бортпроводниц, ни электрических плит. Еда? Если прихватили из дому. Чай — в термосе. Все! Попав на самолет с голубыми звездами, вы отрешаетесь от гражданских соблазнов.

Чем дальше несет вас на север могучая птица, тем меньше шансов увидеть привычное солнце. Последний раз скользнет его луч по крылу, прорвется внутрь, осветит кремовый репс, вспыхнет радужный круг у винта, и после этого напрасно будете искать его щекой, глазами. Нет! Кандалакша, Хибины, Апатиты, стайки промерзших озер, гранитные складки драгоценной Кольской земли.

В самолете пассажиров три человека: Максимов, его адъютант Протасов и Ушаков. Должны были лететь два полковника из редакции журналов «Советский воин» и, «Старшина — сержант», опоздали или задержались. Им придется добираться обычным путем — либо поездом, либо самолетом до Мурманска и дальше по трассе машиной.

Адмирал Максимов уселся в кресло по правому борту — любимое место, принялся за утреннюю почту, предложенную ему адъютантом. Пока почта не просмотрена, лучше не трогать адмирала.

Ушаков видел его спину, густые русые волосы, черные погоны с тремя звездами. У адмирала завидная биография. Много плавал, воевал, много моряков воспитал.

Он депутат Верховного Совета. Ушаков в душе завидует, скорее, не ему, а его подчиненным. Со своими начальниками Дмитрий Ильич не всегда находил контакт. К этому чуть что — можно обратиться и получить обстоятельный ответ и помощь.

Впереди серьезное испытание — «автономка» под водой. Длительность и маршрут по вполне понятным соображениям Ушакову неизвестны. Пункт отправления — тоже. Командир корабля — тем более.

Знатоки-алхимики по биографии выварили его в семи котлах. Медики выстукали, прощупали, просветили, Супруга проводила без энтузиазма: «Тебе больше всех нужно, лезешь во все дырки». Дочка еще находилась в возрасте молодых восторгов, проверила в чемодане свою куколку, амулет счастья, сопутствовавший ему во всех путешествиях, выбрала наиболее удачную свою фотокарточку: «Я тоже буду плавать с тобой». Очаровательное существо семнадцати лет от роду бестрепетно глядело на мир.

Карточка небольшая, по-фронтовому положил в партбилет. Как бы то ни было, хоть и точит разлука, впереди живое, новое дело, другой нравственный климат, впереди море, моряки — тянуло туда.

Максимов наконец закончил с бумагами, спрятал очки, подозвал адъютанта. Молодой лейтенант, читавший леоновский «Русский лес», очутился возле адмирала, принял из его рук папку.

— Цветы отнесли, товарищ Протасов?

— Еще перед взлетом, товарищ адмирал.

Речь шла о букете, привезенном Максимовым для летчика Саввы. Цветы послала жена адмирала Клавдия Сергеевна.

— Отдыхайте, товарищ Протасов. — Максимов подсел к Ушакову: — Не помешаю, Дмитрий Ильич?

— Ну, Павел Иванович… — Ушаков отложил газету. — Закончили свою канцелярию?

— Да разве закончишь? — Максимов безнадежно отмахнулся. — С каким настроением отправляетесь к нам, Дмитрий Ильич?

— С хорошим, Павел Иванович.

— Приятно слышать. Вы меня извините. Мне докладывали, что вы звонили. Я замотался перед отъездом… Если не потеряли желание, Дмитрий Ильич, поговорим сейчас?

Ушаков заметил, как расплывчатые, мягкие черты лица Максимова стали тверже. Улыбка на миг задержалась у рта и погасла. Ушаков изучил его характер. Максимов не только приготовился слушать, он как бы приказывал говорить.

— У нашего брата частенько бывают перепады, — издалека начал Ушаков, — рабы настроения. Что-то почудилось, а где-то и всамделишно залепили по уху, неприятно. А человек — как котел. Еще пар стравить можно, а вот когда топка зашлакуется…

— Надо расшлаковать, — Максимов заполнил затянувшуюся паузу. Он глядел не на Ушакова, а куда-то вниз, пожалуй, на завернувшийся коврик.

— Стоит ли втягивать, Павел Иванович? У каждого своего по горло. Расшлаковка души — дело тонкое. — Ушаков виновато улыбнулся, искоса взглянул на адмирала.

— Мы, политработники, и обязаны заниматься вот этой самой расшлаковкой. — Он потянулся, поправил ногой коврик. — Профессия такая. И не только. Поручение такое.

— Только не браните потом себя за отзывчивость. Прошу учесть, я не отношу себя к неврастеникам или к страдающим манией преследования. Родители-крестьяне наделили меня здоровьем и крепкой психикой. Думали, стану кем-то вроде Стаханова. Прочили меня к дяде на антрацит. А меня заразило печатное слово. Из районной газеты — в областную, затем в институт журналистики. В войну в строю побыл недолго, самое трудное время. Вытащили. Больше года — во фронтовой, потом закрепили за флотской газетой. Да вы знаете мою историю, Павел Иванович.

— Это предыстория, как я понимаю?

— Вероятно, — согласился Ушаков. — История впереди. Я, правда нерегулярно, веду дневник. Проглядел его перед отъездом — мрачно. Отмечены черные понедельники, четверги и субботы. Даже одно черное воскресенье… — Дмитрий Ильич рассказал, как твердо влитый в праздничный номер его очерк о рабочем классе был заменен статьей.

— Может быть, интересная статья, нужная? — осторожно спросил Максимов.

— Скучная статья, не праздничная…

— Ну, чем же редактор объяснил такое?

— Сказал: нет, мол, живинки в очерке, вообще, мол, занятно, по фактуре выпукло, но — прямолинейно. Рабочий класс подходит к своей цели тоже с умом, а вы его выстраиваете, как каппелевцев. Сейчас необходимо проникать в противоречия. Нас обстреливают. Под огнем переползают…

Максимов рассмеялся:

— Забавный ваш редактор. Я его встречал на приемах и не думал, что он такой остряк. Выпивать он мастер, заметил невооруженным глазом… Ну, и как вы…