Обольститель и куртизанка - Анна Кэмпбелл

Ее рука и губы творили чудо — так сплетаются в контрапункт две чарующие мелодии. Дыхание Эрита участилось, а сердце, казалось, вот-вот разорвется.

— Оливия, ты меня убиваешь.

В безотчетном порыве он запустил руки в ее густые волосы. Их нежная шелковистость опьянила его. Он почувствовал, что падает в мягкую темноту ее рта, порочного, чертовски умелого, упоительно жаркого, и услышал тихий стон, рвущийся из глубины ее горла.

Пальцы его вцепились в спутанную гриву рыжеватых волос, и губы Оливии плотнее обхватили его жезл. О, это мгновение он представлял себе с первой их встречи. Но реальность превзошла самые дерзкие его грезы. Эрит выгнул спину, по телу его прошла судорога, он готов был просить, умолять.

Пальцы Оливии замерли. Одним молниеносным движением она отстранилась. Неужели она оставит его теперь, дрожащего, задыхающегося от желания? Нет, не может быть.

«Господи, Господи, Господи… Это выше моих сил».

Поток воздуха обдал холодом его пылающую плоть. Из сжавшегося горла вырвался хриплый стон.

Оливия опустила голову и лизнула его жезл. От легких жалящих ударов ее языка по телу Эрита расплывались волны жара. Он был близок к кульминации. Так близок…

— Верни мне свои губы, — взмолился он чужим глухим голосом.

Оливия снова лизнула его. Эрит вздрогнул всем телом, сминая в кулаках простыни, чтобы не вцепиться в волосы куртизанки и не заставить ее подчиниться. Больше всего он боялся, что Оливия остановится. Он бы этого не вынес.

— Возьми меня, Оливия, — простонал он, забыв о гордости. Ему хотелось лишь одного: достигнуть пика прежде, чем любовница его оставит.

Еще один дразнящий выпад ее языка. Потом Оливия сжалилась и позволила ему погрузиться в темную обволакивающую глубину ее рта. Эрит утратил последнюю связь с реальностью, весь мир исчез, остались лишь жаркие губы куртизанки и его неутоленная страсть.

Он пронзительно вскрикнул, выгибаясь дугой.

Невыразимое блаженство затопило его, сведенное судорогой тело, содрогнулось, извергая влагу.

Еще и еще, и еще. Бесконечно.

Никогда прежде Эрит не испытывал ничего подобного. Ни с одной женщиной.

Наконец расплывчатый, колеблющийся мир вновь обрел прежние очертания, и губы Оливии медленно разомкнулись. Эрит, задыхаясь, рухнул на подушки. Опьяненный, обессиленный, как насытившееся животное, он не способен был ни думать, ни говорить.

Всего несколько мгновений назад он парил вдали от этого мира в небесных высях, где светили тысячи солнц и ангелы воспевали хвалу Создателю.

Нет, пожалуй, то было не ангельское пение. Эрит мечтательно улыбнулся. В чарах Оливии слишком много дьявольского. И все же эта распутная колдунья неподражаема. Он готов гореть в геенне огненной ради еще одной ночи с Оливией Рейнз.

Куртизанка посмотрела на него, на припухших алых губах ее играла победная улыбка. Кончик языка выразительно скользнул по верхней губе. Эрит мгновенно угадал значение ее жеста. Нетерпеливое желание завладеть ею обожгло его, как удар раскаленным прутом. Оливия должна принадлежать ему.

Это его женщина. Вся, от рыжевато-каштановых волос и жаркого рта до изящных пальчиков на ногах. Он не позволит ей уйти сегодня. Да и в ближайшее время, черт побери.

Оливия небрежно отбросила волосы на спину, молчаливо выражая свой триумф.

Да, она выиграла этот раунд.

Как и Эрит. Ведь Оливия осталась.

Тишину в комнате нарушало лишь прерывистое дыхание графа. За окном послышалось конское ржание и шум проезжающего экипажа. Эрита охватило странное чувство: в мире все шло своим чередом, в то время как его жизнь необратимо изменилась.

Топазовые глаза внимательно изучали его, словно, познав его так близко, Оливия примеривалась завладеть его душой.

«Бога ради, Эрит, прекрати. В подобных сделках души не участвуют. А даже если бы и пришлось поставить душу на кон, свою ты потерял давным-давно».

— Ладно, вам удалось меня приятно удивить, — проговорил он, лениво растягивая слова, хотя наигранное безразличие давалось ему с огромным трудом. Господь милосердный, он едва нашел в себе силы заговорить.

— Так я убедила вас передать бразды правления в мои руки? — С грацией, от которой сердце Эрита на мгновение замерло, Оливия, скрестив ноги, уселась на постели. Она казалась бы бесстыдной, не будь ее нагота столь естественной.

Бормоча про себя проклятия, Эрит свесился с края кровати и, вытянув руку, подобрал с ковра свою рубашку.

— Наденьте это, — проворчал он, швырнув рубашку Оливии.

Поймав рубашку, куртизанка посмотрела на него как на умалишенного. Может, он действительно сошел с ума?

Прежние любовницы не доставляли ему хлопот. Эрит с грустью подумал о милой бесхитростной Гретхен.

Впрочем, малютка Гретхен наскучила ему задолго до того, как он ее оставил. — Вы наденете, наконец, эту чертову рубашку? — глухо прорычал он.

Губы Оливии насмешливо скривились, взгляд Эрита задержался на родинке в уголке ее рта. Эти губы таили в себе столько соблазна. Эрит с изумлением почувствовал, как в опустошенном теле вновь пробуждается желание.

— Кажется, вы раздражены, милорд?

Оливия послушно накинула на плечи рубашку. Эрит надеялся, что теперь, когда она скрыла от его глаз свое восхитительное тело, ему удастся успокоиться, но природное изящество, с которым куртизанка отбросила на спину густую гриву волос, лишь подлило масла в огонь.

Оливия вовсе не думала его обольщать, и это распаляло Эрита еще сильнее. Эта женщина сводила его с ума. Все в ней околдовывало: цветочный аромат кожи, хрипловатый голос и даже, черт возьми, ее пристрастие к спорам.

Ее крупный чувственный рот влажно блестел. Оливия рассеянно поднесла к лицу руку и вытерла губы тыльной стороной ладони.

Эти губы дарили ему наслаждение. Они сжимали его плоть теснее, чем сжимает руку новая перчатка. Что он почувствует, проникнув в ее тело? Ту же упругую жаркую мягкость? Эрит с усилием сглотнул, отгоняя от себя навязчивые видения.

— Я не хочу прерывать игру, если вы об этом, — хрипло произнес граф и, подхватив с пола брюки, поспешно натянул их.

Оливия обеспокоено нахмурилась. Ее насмешливость исчезла.

— Здравый смысл подсказывает мне, что нам лучше расстаться, милорд.

У Эрита упало сердце. Расстаться? После того, что она вытворяла с ним? Нет. Он не даст ей уйти. Только не сейчас, когда он открыл, сколько удовольствия способна доставить ему эта женщина. Он был бы последним глупцом, позволив ей ускользнуть.

«Попробуем сыграть на ее слабостях», — решил Эрит. Придав голосу твердость, хотя сердце его отчаянно колотилось от страха сделать неверный ход, он выложил на стол свой главный козырь.