Женитьба доктора Поволжина - Александр Зернин

– Зачем ты его принял? Запрети пускать его, как я запретила ходить сюда.

– Милая, как мы можем запретить мужу нашей дочери требовать ее к себе?! Ведь она его жена.

– Он оказался недостойным ее.

– Да почему? Он чудный человек.

– Вы все чудные, вам лишь бы похоть.

– Да брось говорить глупости. Он с ней в законном браке и имеет на нее все права.

– О, как ты меня раздражаешь. Она его не хочет, вот и все.

– Он будет настаивать на своем праве, а какие у нас причины отказать ему? Он ни в чем не виноват.

– Пускай требует развода.

– Ты рехнулась? Сейчас же после свадьбы? Все подумают, что у Вики не все чисто в прошлом, и прочее. Да он вовсе не хочет развода.

– Я не считаюсь с его хотениями, я забочусь только о дочери. Пусть разводится.

– А дальше что?

– Дальше у Вики, да и у нас, будет спокойная и обеспеченная жизнь. Он будет обязан ей платить хорошее содержание, а сам может жениться на другой. Во всяком случае, я свой материнский долг выполнила: замужем или в разводе, но моя дочь обеспечена.

– Но ведь это подлость. Как же это согласуется с твоими религиозными воззрениями?

– Забота матери об обеспечении своего ребенка не может быть грехом. Мне покровительствует Божия Матерь Экономисса.

– Это еще что такое? Ты, знаешь, не совсем того. Ведь если он потребует суда, то суд посмотрит на это совсем иначе.

– Я буду молиться Владычице Небесной, и Она мне поможет. Большое дерзновение у Бога имеет также молитва девы, а Вика, по счастью, осталась девой.

– Какой вздор! А если он вызовет меня на дуэль? – спросил он наконец жену прямо в упор.

– Не говори глупостей, – чуть замявшись, ответила она. – Все эти дуэли – чепуха. Если вызовет, то откажись. Плюнь и откажись.

– Это будет совсем позор не только мне, но и всей нашей семье. Кроме того, он может оскорбить меня публично, даже просто убить.

Жена, сжав губы, помолчала, точно взвешивая в уме все «за» и «против».

– Это все глупости, – сказала она с упрямством, – я дуэлей не боюсь и дочки моей никому не уступлю.

В эту минуту раздался звонок.

– Секунданты! – вырвалось у Мордовцева.

– Вздор! Аннушка, не отворяй! – крикнула Ольга Петровна, но Аннушка отворила и сейчас же сунулась в комнату, где находились супруги.

* * *

Отпустив Лукерью, отец Никодим стал размышлять, как ему надо поступить? Церковь дает ему право вмешаться, и не только право: по канонам он даже обязан в подобном случае исполнить долг увещания. Но он отлично знал, что если в простом народе к духовным увещаниям всегда относились с уважением и слушали голос Церкви, то в интеллигентной среде на вмешательство священника посмотрят с иронией. В правдивость свидетельства Лукерьи он поверил вполне, ибо все шло от чистого сердца и без всякого личного интереса. Говорить с самим доктором он не считал нужным ввиду чрезвычайной для него болезненности этого вопроса. Лучше всего было побеседовать с кем-нибудь из семьи Мордовцевых и таким образом дополнить сведения, полученные от Лукерьи. Отец Никодим задумался. И вдруг его осенила мысль поехать к Алле Степановне. Он у нее не бывал, но адрес ее у него был записан.

До Аллы было не столь далеко, но и не очень близко, а потому отец Никодим поехал на извозчике. Вообще маститому протоиерею неловко было ходить по городу пешком за полторы версты.

Алла Степановна жила в небольшой квартирке в четвертом этаже. Существовала она уроками музыки, так как была хорошей пианисткой и недурно пела. Услышав звонок, она сама открыла дверь и встретила отец Никодима приветливым восклицанием.

– Добро пожаловать! Ждала аркадскаго принца, магараджу из Брамапутры, маркиза Сарданапал и еще кого хотите, только не вас. Очень рада. Позвольте, я сниму вашу шубу. Вы, надеюсь, посидите.

И она, взяв в зубы папиросу, которую держала в левой руке, помогла отцу Никодиму раздеться, старательно отворачивая голову в сторону, чтобы не посыпать пеплом ему на воротник, но все же табачный дым коснулся его обоняния.

– Ох, грешница вы, многоуважаемая Алла Степановна, – сказал он, – встречаете духовную особу совсем не подходящим фимиамом, но Бог простит вам все за ваше доброе сердце.

– Не очень у меня доброе сердце, милый батюшка. Уверяю вас, что иных людей прямо видеть не могу. Вообще, я забилась в свою конуру и живу только в моем маленьком мире искусства. Входите, батюшка. Это моя «студия». Правда, она невелика размером, но в тесноте, да не в обиде. Садитесь, батюшка, в кресло.

Алла усадила гостя, а сама села на круглый табурет у раскрытого пианино. Она непроизвольно положила руку на клавиши.

– Я сейчас все еще под впечатлением той замечательной сцены из второго акта «Пиковой дамы». Мы только что провели его вдвоем с моим учеником. Вы меня простите, это вам вряд ли интересно, но я до сих пор во власти музыки. Особенно этот момент, когда Германн неожиданно входит в комнату Лизы… Та пугается и хочет убежать. «Остановитесь… умоляю вас…» – говорит Герман полушепотом. «Зачем вы здесь, безумный человек?» – спрашивает Лиза. «Простите…» – отвечает Герман. Ну, и так далее, – сказала она и повернула голову к отцу Никодиму. – Извините меня, батюшка, искусство – это мой мир, и я уверяю вас, что в нем нет греха. He сердитесь на меня, но хочу заметить, что в этой сцене – не только поэзия слов и звуков. Глубина чувства достигает в ней совершенной чистоты… Германн вдруг видит на глазах у Лизы слезы. «Ты плачешь? – восклицает он. – Что значат эти слезы?» – «Не гонишь… и жалеешь… благодарю тебя… благодарю тебя», – не удержавшись, пропела Алла. Она вдруг вздохнула и отвернулась. – Меня никто не жалеет, батюшка, меня только осуждают. Человеческая молва давно приговорила меня к геенне огненной, но я всегда думаю о том, что где-то над миром существует высшая справедливость… Простите меня, я даже не спросила, чем обязана я вашему приятному визиту?

– Не слушайте людей, дорогая Алла Степановна. Людская молва не есть суд праведный. Уста человеческие поспешают изрекать хулу, забывая об ответственности, которую несем мы пред Господом за всякое слово. Пусть люди говорят, а мы не будем ничего отвечать на это. Но я должен перейти теперь к цели моего визита.

– Я вас слушаю, батюшка.

– Вам известно, что происходит между нашими новобрачными?

– Я знаю, что молодая вернулась домой и живет у родителей. Я того ожидала и, конечно, возмущена не столько глупой выходкой моей племянницы, сколько поведением ее родителей. Что же вы хотите? Братец мой равнодушен ко всему на свете и заботится только о своем спокойствии, а супруга его неустанно говорит о спасении души, требуя ото всех, чтобы они жили по канонам и соблюдали все церковные правила. На днях пристала ко мне, чтобы я «пособоровалась» для излечения моих дурных привычек. «Слишком много куришь, – говорила она мне, – это грех. Надо совершить над тобою Таинство елеосвящения». Не знаю, батюшка, так ли это необходимо? Я, конечно, грешница, но мои грехи никому не причиняют вреда и никого не обижают.