Асимметричный ответ - Макс Глебов

– Боком нам выйдет эта победа люфтваффе, – зло усмехнулся фельдфебель. – Русские штурмовики напрочь залили ипритом разведанный нами коридор. Так что готовьтесь, герр лейтенант. Завтра, а может и еще сегодня, командование нас снова в рейд погонит.

* * *

Мое скромное пожелание усилить две выделенных мне танковых бригады частями химзащиты было удовлетворено Ставкой с неожиданным размахом. Размениваться на мелочи Шапошников не стал, и каждая из бригад получила из резерва главного командования по два отдельных батальона химзащиты со всеми причитающимися им по штату подразделениями и техникой – машинами дегазации, установками для обеззараживания одежды и снаряжения, взводами химической разведки и ротами боевой поддержки.

– Товарищ маршал, в плане противохимической защиты я получил все, что нужно. Благодарю за понимание. Тем не менее, для успеха операции этого недостаточно, – я решил, что если уж дают, надо брать все, до чего дотянутся мои загребущие руки, – Противник быстро поймет, чем может обернуться наш контрудар, и будет оказывать ожесточенное противодействие. В частности, немцы обязательно нанесут авиационные и артиллерийские удары по батальонам химзащиты, которые будут заняты дегазацией проходов для армий товарища Конева. Я должен иметь возможность эффективно противодействовать этим попыткам. Штатных средств ПВО танковых бригад совершенно недостаточно для прикрытия наступающих танков и одновременной защиты химиков.

– Хорошо, – чуть помедлив, согласился Шапошников, – этот вопрос мы решим. Что-то еще?

– Артиллерия. Мне нужна возможность быстрой организации контрбатарейной борьбы, когда немецкие тяжелые гаубицы начнут обстреливать наши боевые порядки. В идеале хотелось бы иметь прямую связь с артполком РГК, который будет работать по передаваемым мной координатам. Лучше – два полка.

– Это выполнимо, – кивнул маршал, – тем более что такая схема уже не раз хорошо себя показала в реальном бою. Хуже с боезапасом. Фугасных снарядов крупных калибров почти нет уже даже на фронтовых складах.

– Товарищ маршал, для контрбатарейной борьбы отлично подойдут химические боеприпасы. Иприт и люизит быстро отбивают у артиллеристов охоту продолжать ведение огня, особенно если среди каждых пяти-шести снарядов с химией на их позиции все-таки прилетает и один фугасный.

– Вы ведь не сторонник применения отравляющих веществ, подполковник, – усмехнулся Шапошников.

– Не сторонник. Но и не упертый идеалист. Если другого выхода нет – будем стрелять тем, что имеется в наличии. По крайней мере, пока не готов асимметричный ответ.

– Ну-ну… – неопределенно ответил маршал, но слова мои он явно запомнил.

– На авиационную поддержку я могу рассчитывать?

– В пределах возможностей ВВС Калининского фронта. На данный момент это около ста исправных самолетов. Примерно половина из них – истребители ЛАГГ-3 и ЯК-1. Остальные – Пе-2 и Ил-2. Естественно, задействовать их все одновременно вы не сможете – у фронта есть и другие задачи, но ваши заявки будут иметь приоритет.

* * *

Когда я прибыл в расположение танковых бригад, как-то вдруг выяснилось, что в моем подчинении оказались командиры старше меня по званию, возрасту и выслуге лет. Обеими бригадами командовали полковники, артполками РГК – тоже. Только в отдельных батальонах химзащиты командирами оказались майоры и подполковники.

Конечно, приказ за подписью начальника генштаба полковники открыто оспаривать не стали, но во взглядах командиров бригад я читал непонимание. Для моего звания я был непростительно молод. Звезда героя и другие награды, конечно, частично исправляли ситуацию, но в РККА назначение командиром младшего по званию обычно не практиковалось. Лично никто из присутствовавших меня не знал, в газеты никакой информации обо мне тоже не просачивалось – товарищ Берия постарался, еще когда немцам моя личность не была известна. Да и потом Наркомат внутренних дел старался всячески отвести от меня лишнее внимание – просто на всякий случай. Так что для заслуженных командиров я был фактором совершенно непонятным и в привычную картину мира категорически не влезал.

Ситуация разрешилась довольно неожиданно, когда в штаб только что созданной оперативной группы прибыл один из командиров артполков, получивший задачу поддерживать огнем прорыв танковых бригад. К своему удивлению я увидел в дверях блиндажа старого знакомого – полковника Цайтиуни.

– Вах! – выдохнул Цайтиуни, увидев меня, – Товарищ Нагулин! Помнится мне, при нашей последней встрече в ваших петлицах был всего один кубик. А что я вижу теперь? Звезда героя и три «шпалы»! Нет, мы тогда у Днепра неплохо вместе поработали. Есть, что вспомнить. Но чтоб так…!

– Ну, у вас, я смотрю, тоже «шпал» прибавилось, товарищ полковник, – я улыбнулся, шагнул навстречу Цайтиуни и крепко пожал протянутую им руку. – Тоже ведь за Днепр, я полагаю?

– За Днепр, – кивнул полковник, – А ведь сейчас у нас снова все тот же противник – фон Клейст. Судьба – интересная штука. Прошло время, и вот мы с вами снова встретились, а виновником нашей встречи стал все тот же враг. Мы не смогли его добить тогда и, честно говоря, там, под Кременчугом, он сам нас чуть не добил. Вы тогда уходили какими-то окольными тропами, и я свой полк из-под удара еле вывел. Буквально по лезвию прошел…

Командиры танковых бригад с большим интересом наблюдали за нашей встречей, и, когда я уехал в штаб Калининского фронта представляться генерал-полковнику Коневу, они, похоже, подробно расспросили Цайтиуни об обстоятельствах нашего знакомства. Учитывая горячий характер артиллериста, думаю, рассказал он им все в красках и от себя еще немало добавил. Во всяком случае, непонимания во взглядах танковых командиров стало куда меньше.

* * *

Полковник Рихтенгден пристально вглядывался в бело-серую мешанину полей и перелесков, перепаханных воронками от бомб и снарядов, изрядная доля которых была начинена ипритом и другими отравляющими веществами. Он был тепло одет, и даже на тридцатиградусном морозе не должен был сильно страдать от холода, однако полковник чувствовал легкий озноб в виде неприятного холодка, пробегающего вдоль позвоночника. Рихтенгден хорошо знал это ощущение. Организм настойчиво предупреждал его, что за этой внешней неподвижностью окружающего пейзажа скрывается нечто, несущее смертельную угрозу.

– Герр оберст… – услышал он голос гауптмана Рутцена, начальника штаба батальона, – химики доложили мне все подробности, как вы и приказали. Химическое заграждение в нашей полосе обороны имеет ширину от семисот до девятисот метров. Это зона сплошного заражения местности ипритом и люизитом. Дальше еще на три-четыре километра идет очаговое заражение. Люфтваффе и гаубицы обработали химией перекрестки дорог, наиболее удобные проселки и проходы между лесными массивами.

– Сколько эта отрава будет держаться на местности? – с ноткой брезгливости в голосе спросил Рихтенгден.

– Если погода не изменится, заражение продержится не менее двух суток, герр оберст. Но и после этого данная территория все еще будет представлять большую опасность для живой силы, защищенной только противогазами. Это очень серьезное препятствие для русской пехоты, да и для техники тоже.