Мой самый любимый Лось - Константин Фрес

Лось молчал. И Анька замолчала, решительно тряхнув головой, отвернулась и продолжила сборы.

Почему теперь она решила убежать?

Да потому что ей нестерпимо захотелось сначала дочиста отмыться от гнусных слов Акулы, содрать к черту всю кожу мочалкой, а потом начисто вымыть из головы все мысли и воспоминания о Лосе. Чтобы даже краешком сознания не видеть, не слушать и не помнить выражение его глаз, когда Акула произносил свою «изобличительную» речь.

Аньке было нестерпимо больно, что Лось хоть на секунду, но посмотрел на нее глазами этого лживого, скользкого мудака, хоть на миг — но поверил, допустил мысль о том, что она, Анька — просто потаскуха, которой вдруг повезло. И вот от этого хотелось бежать, спрятаться, зажать голову между собственных коленок и сидеть лягушечкой сто лет, пока на спине не вырастет мох и все знакомые не умрут! Вот после этого можно будет разогнуться и начать новую жизнь. С чистого листа.

Нет, потом-то Лось вспомнил, с кем имеет дело. Вспомнил, кто она — и кто его брат, у которого ядовитый язык без костей. Акула обо всех думает и говорит гадости только потому, что сам такой. Он на всех натягивает свою личину только потому, что не понимает, что может быть иначе.

Но от этого не становилось легче.

— Прости, — произнес Лось. — Анья, прости меня.

— Лось, — сухо и холодно оборвала она, упрямо мотнув головой. — Давай не будем. Так вышло, что у нас ничего не склеилось. Задолго до нашего знакомства. Ну, ничего. Бывает и хуже.

— Анья, нет! — Лось упрямо повысил голос. — Я не отпущу тебя. Прошу, — он выставил вперед огромные ладони, и Анька облизнула мокрые губы, поняв, что глотает соленые-пресоленые слезы. С козырей зашел, знает, что она тащится от его прикосновений… Но на этот раз твоя хитрость не проканает. — Давай ты возьмешь себя в руки, успокоишься, а потом мы поговорим. Я тебе обещаю — я никогда больше не послушаю Лассе. Я не пущу его на порог. Никогда. Только не уходи, Анья.

— Лось, вызови мне такси, — велела Анька, не слушая его абсолютно и стремительно направившись к выходу. — Я лечу домой.

— Анья! Пожалуйста, пожалуйста!..

Анька не вслушивалась в лосиное бормотание. Он что-то говорил еще, но она упрямо не хотела понимать ни единого его слова.

— Такси, — настаивала она. — До аэропорта.

Акула уже пришел в себя и как ни в чем не бывало продолжал бухать, прижимая к ушибленному лбу лед, завернутый в полотенце. Пока Анька металась, разыскивая свою куртку, он неспешно набрал номер и она услышала заветное слово — «такси». Лось налетел на Акулу, отнимая телефон, но было поздно.

— Зачем ты сделал это!?

Впервые Анька слышала, как Лось в ярости орет.

Даже стекла дрогнули.

Одному Акуле все нипочем. Кажется, Лось выбил ему все мозги, если этот скользкий хорек не боится — или же этих плюх было так много в жизни Акулы, что на сегодняшний день выбивать было просто нечего…

— Желание дамы — закон, — ответил он, разведя руками. — Она хочет уехать, значит, пусть едет. Ты что, хочешь, чтобы она привлекла тебя за то, что ты ее насильно удерживаешь? Этого ты хочешь? А потом хочешь платить ей за шантаж?

— Тебя никто не просил вмешиваться в мои дела! — прогрохотал Лось, долбанув кулаком по барной стойке да так, что подскочила бутылка с виски. — Какого черта ты вообще притащился?!

— И очень хорошо, что притащился, — ядовито ответил Акула. — Не то она бы окрутила тебя. Ты еще благодарить меня будешь!

Анька не стала слушать перепалку братьев. Подвывая, тыкая непослушными пальцами в дисплей, она набирала отцу. Господи, снова так вляпаться! Почему она такая дура, почему это все случается с ней?!

— Забери меня, папа…

Когда Анька уселась в такси и уехала, Лось вернулся в дом и молча налил выпить и себе.

Акула, изящно отирающий разбитый лоб льдом, старательно делал вид, что ничего не произошло. На его холеном лице застыло выражение мрачного торжества и самодовольства. Да, он получил по морде, но выиграл намного больше — как ему казалось.

— Какого черта ты все портишь, — выдохнул Лось, глотнув виски и с силой сжимая бокал в ладони, словно желая раздавить его, выместить на стекле свою злобу. Пальцы его тряслись, и стекло угрожающе поблекивало, но Лось словно не замечал опасности — все вертел бокал и давил на его гладкие стенки…

Услышав вопрос, обращенный к нему, Акула оживился, презрительно зафыркал.

— Я порчу? — с деланным удивлением произнес он. — Я?! Ты совсем мозги растерял — тащить в дом тусовщицу?! Я же, кажется, доходчиво объяснил тебе, что это за девица. Я ее снял прямо на улице. И кочевряжилась она недолго, хоть и оказалась целкой. Думаю, после того, как я ее распечатал, с другими она кочевряжилась еще меньше. Красивую жизнь она любит; выглядит неплохо, ну-у-у-у, думаю, у нее много… источников доходов.

Лось зло скрипнул зубами, бокал в его ладони хрустнул, рассыпаясь, и кровь яркими пятнами закапала на стойку.

— Закрой свой рот, похотливая грязная скотина! — взревел Лось, размахиваясь и швыряя в Акулу массивным донышком от бокала — все, что осталось целого. Акула увернулся, дно бокала разлетелось вдребезги о стену за его спиной, но мелкие осколки и капли крови все же попали в него, и он, брезгливо отряхиваясь, подскочил с места.

— Совсем рехнулся?! — завопил Акула, тщетно отряхивая испачканную белую рубашку. — Из-за какой-то дешевой бляди?!

— Она не блядь, — зарычал Лось, стискивая окровавленной рукой салфетку. — И уж тем более не такая дешевая, как ты думаешь. Ей не нужно охотиться за моими деньгами, урод ты этакий! Она дочь Миши.

— Кого?! — осторожно переспросил Акула, прекратив свои попытки отчиститься.

Миша — это было самое волшебное, самое лакомое, самое прекрасное имя, которое Акула только слышал в своей жизни. Из уважения к всемогущему Мише Акула даже никогда не назывался этим именем, знакомясь с девицами. Наверное, берег его на случай, если придется кадрить королеву Великобритании.

Отец Аньки, еще будучи финансовым директором фирмы, казался всем окружающим просто всесильным богом. Встав во главе фирмы, он превратился в человека огромнейшего влияния в своей среде.

Уютный, мягкий, добродушный человек с алмазным по твердости характером. Казалось, его слова — негромкие, но такие точные, — распиливают любые аргументы против, и Миша, этот непостижимый волшебник, мог одним взмахом руки достать любую сумму. Вообще любую. Он мог тряхнуть как следует начальницу — Веронику, — и та подписала бы какую угодно бумагу. Миша мог запросто попросить у кого-нибудь взаймы, и ему не то, что дали — принесли бы на блюдце, в зубах бы приволокли, радостно подпрыгивая.

В свое время Акула, профукав все, на Мишу очень рассчитывал. Во-первых, они вели вместе дела, и Акула наивно полагал, что Мише выгодно процветание партнера. Во-вторых, они дружили семьями — как думал Акула. Подросший Лосенок проявил интерес к охоте и мог неделями шляться по лесу, дичая, зарастая щетиной и покрываясь лесной грязью как леший. Миша всегда был приветлив и добр, всегда справлялся о здоровье всех финских родственников, которых в глаза никогда не видел, и Акула думал… думал…