Хозяйка Шварцвальда - Уна Харт

себя в руке, как если бы Агата задала этот вопрос ей.

– А станет ли эта колбаса вкуснее в столовой?

– Думаю, что нет.

– Тогда к чему перемещать снедь из комнаты в комнату? Только зря силы тратить. Вот ты выглядишь бледной и обессилевшей. Ты больна?

Агата прислушалась к себе:

– Нет.

– Это хорошо. Но наверняка твой чахлый вид связан с тем, что и в каких количествах ты ешь. Один мой товарищ из Швейцарии заверял, что одна и та же пища может служить как ядом, так и лекарством в зависимости от дозы и времени применения. По его словам, в человеке циркулируют три жидкости: соль, сера и ртуть. Если один из этих соков отделен от другого, возникает болезнь. Для излечения необходимо ввести вещество той же природы: горячую болезнь нельзя лечить холодным и наоборот… Запомнила?

– Нет.

– Понимаю. Мне тоже эта чертовщина никогда не давалась. Уж сколько раз мой учитель пытался вколотить в меня науку, но я сопротивлялся, как мог.

– Ваш учитель много знает?

– Знал. – Он сделал большой глоток пива. – Его это не спасло. Я своими глазами видел, как его мозг прилепился к потолку, точно сгнивший фрукт ко дну корзины. Мозг, который вмещал целую вселенную… Так что свой я стараюсь не забивать без надобности.

Агата поерзала на стуле. Она попыталась представить себе вселенную, но не сумела.

Кристоф Вагнер взглянул на нее с неожиданной строгостью:

– Так или иначе, выучить это все равно придется. Что ж, не будем тянуть. Сядем за книги сегодня же!

«Девочки не садятся за книги. Их удел – шитье и готовка». Едва эта мысль образовалась у Агаты в голове, как она поразилась, насколько та нелепа. Поэтому спросила лишь:

– Чему же я буду учиться?

Кристоф Вагнер широко улыбнулся и, поставив локти на стол, склонился к ней:

– Всему. А теперь идем!

* * *

Урсула привыкла подниматься с рассветом, но в эту ночь совсем заспалась. Она села в кровати и с удивлением обнаружила рядом с собой пустое место. Значит, Агата уже встала.

В утреннем свете еще ярче засверкала вчерашняя роскошь: позолота и серебро, резные шкафы из орешника и изящные складные стулья с маленькими шелковыми подушечками… Во всем этом сквозила равнодушная небрежность, как если бы хозяин обставил дом красивыми и модными вещами, но настоящего удовольствия от своего богатства так и не получил. На стульях не сидели. В шкафах пылились дорогие безделушки, которые никогда не доставали на свет.

Одевшись, Урсула спустилась вниз. На первом этаже было прохладнее, чем наверху. За дверью кухни слышались возня и тихие раздраженные голоса, будто там кого-то отчитывали. Урсула обрадовалась. Вчера ей показалось, что единственные живые люди в доме, кроме нее и Агаты, – это Вагнер и его молчаливый слуга.

Она тихо постучала. Открыли не сразу. Сначала в кухне воцарилась тишина, а затем дверь распахнулась, обдав Урсулу знакомым ароматом горячего хлеба. Кухаркой оказалась крепкая молодая женщина. Первое, что бросалось в глаза, – ее подозрительно опрятная одежда: белоснежный передник и чепец, ровнехонько завязанный корсаж и пышные рукава… Урсула на мгновение устыдилась своего вида и отругала себя за то, что вчера уснула, вместо того чтобы как следует позаботиться о своих вещах.

– Ранехонько ты, – заметила незнакомка, кивком приглашая Урсулу внутрь, – ну проходи. Не помню, чтобы кто-то в этом доме поднимался в такой час. Хотя господин-то, конечно, еще не ложился.

Кухарку, как выяснилось, звали Берта, и она была из тех громкоголосых добродушных людей, которых так любила Урсула. Берта все время улыбалась, будто готова была прямо сейчас услышать что-то смешное или радостное. Она усадила Урсулу за стол и поставила перед ней хлеб, молоко и сыр.

– Простите, сперва я должна найти свою воспитанницу, – слабо сопротивлялась Урсула, хотя в животе так и урчало.

– Малая с господином в библиотеке, так что не беспокойся, – ответила Берта. – На перекус всегда найдется время.

Развалясь на стуле, она поведала гостье, что состоит в услужении у Вагнера почти десяток лет. Ауэрхан нанял ее совсем девчонкой, а родом она была из одной из многочисленных деревенек, разбросанных по Шварцвальду, что чирьи по заду епископа.

Первый год Берта помогала старой кухарке, которая держала в голове сотни рецептов, но воплотить их в жизнь уже не могла: руки тряслись и глаза подводили. Когда старуха скончалась, ее ученица стала тут всем заправлять. Не то чтобы это оказалось очень сложно. Гости в усадьбе бывали редко, а званые ужины – и того реже. Хозяин был в еде неприхотлив, мог целыми днями прожить на одном вине и сыре. Цветущий вид Берты красноречивее любых слов говорил, что здесь прислуге не приходится день-деньской из сил выбиваться.

Рядом с кухаркой Урсула тоже расслабилась. Похоже, она нашла подругу.

– А кто еще тут живет?

Она опасалась рассказов о суровой ключнице, которая за малейшую провинность из тебя всю душу выбьет. Но Берта лишь рукой махнула:

– Всего ничего для такого домины. Кроме господина с Ауэрханом и меня есть только конюх. Имей в виду, он еще до воскресенья попытается залезть тебе под юбку.

Шутка показалась Урсуле совсем не смешной, но она все равно посмеялась, чтобы угодить новой знакомой. А то, чего доброго, Берта решит, что она зануда, с которой и словом не перекинуться!

– А кто домом заправляет?

– Мы и заправляем. Ауэрхан, когда он здесь, или я, если они с господином в отъезде.

Урсула удивилась:

– Не многовато ли работы для одного человека?

Берта лукаво улыбнулась. Рубашка ее чуть съехала, оголив мягкое округлое плечо.

– Ауэрхан еще не на такое способен. Он у нас един в трех лицах: и камердинер, и управляющий…

После этих слов она так выразительно замолчала, что вообразить можно было все что угодно. Но Урсуле не хотелось домысливать.

– А третье?

– Придумай сама.

Урсула хотела признаться, что побаивается Ауэрхана, но промолчала. Непонятно, что скажет на это Берта: скорее всего, опять поднимет ее на смех. Вместо этого она принялась расспрашивать, есть ли в доме часовня и можно ли там уединяться для молитвы. Берта сказала, что часовня есть в западном крыле, но прямо сейчас закрыта – плесени много развелось, вот и решили подержать ее взаперти до весны. Молятся все в своих комнатах, а по воскресеньям ходят в церковь в деревню, если нет метели.

Поблагодарив за компанию, Урсула встала, чтобы пойти отыскать Агату. На прощание кухарка снабдила ее завтраком для малютки и фляжкой с вином «на случай, если станет тоскливо». Уже стоя в дверях, Урсула ощутила, как сжимаются пальцы Берты у нее