Вот пуля пролетела - Василий Павлович Щепетнёв

А вскоре мне просто надоело проигрывать, и я отошел от игры вовсе.

Невесту мне тоже подыскал папаша, уж очень ему хотелось породниться с исконными дворянами. Графиня Гольшанская, надо же! Мне, тогда уже подполковнику, он положил годовое содержание в шестьдесят тысяч — если я женюсь.

И я женился. Не из-за денег. Деньги важны для родственников невесты, что есть, то есть. Но графина собою хороша, женатому человеку доверия больше, и чины идут скорее, а я хотел непременно выйти в генералы. Вот такое желание — стать генералом!

Сыграли свадьбу, а через два года — польский поход. Мы поначалу думали, что месяца хватит усмирить бунтовщиков, но вышло так, как вышло. Потом пришлось и задержаться, мир получился неспокойный. Возвращаюсь — а тут известие, что папаша мой и брат Михаил скончались от холеры, и я наследую семейное предприятие, Плещеевскую Льняную Мануфактуру. Дали мне отпуск на улаживание дел, и я поехал их улаживать. Сюда.

— Плещеевскую? — спросил я.

— Она на берегу Плещеева озера, отсюда и Плещеевская. Но это так, присказка. Сказка будет впереди.

Я приехал. Огляделся. И начал сверять дебет с кредитом. Я о нашем деле знал немного. Коренником был папаша, а в пристяжке братец Сергей.

Сверяю — и глазам своим не верю. Позвал из Петербурга одного немца, большого специалиста по аудиту. И другого, уже не немца, а иудея, знатока мануфактурного дела. Иудей из Москвы. Так надёжнее. Оба подтвердили, что глаза мои не лгут. А именно: наша мануфактура производила в год всякого рода товара, преимущественно льняной ткани, на триста тысяч рублей на ассигнации. Хорошо?

— Куда же лучше, — ответил я.

— А издержки на это производство составляли триста пятьдесят тысяч в год.

— Как это?

— Вот и я не мог понять. Получалось, за год — пятьдесят тысяч убытка.

— Может, год неудачный?

— Я поначалу так и решил. Посчитали за двадцать лет. Восемнадцать лет из двадцати — отрицательный баланс. За двадцать лет убыток составил без малого миллион! Иудей объяснил: поначалу, когда дело ставили прадед и дед, не было конкуренции, цена на льняные ткани стояла высоко, это и давало прибыль, и большую прибыль. Все кинулись ставить льняные мануфактуры, это сбило цену. К тому же ввозимые заграничные ткани, бумажные, шерстяные и прочие, уменьшили спрос на лён. И потому мануфактуры становятся убыточными.

Что же делать, спросил я. Есть разные пути. Реорганизовать производство, поставить новейшие машины, что удешевит продукцию. Но для этого нужны большие инвестиции, и не факт, что всё получится: машины требуют искусных работников, а где их взять? Второй выход — ликвидировать производство льна. Закрыть мануфактуру. Заняться чем-нибудь другим, бумагой, например. И третий путь — продолжать, как было, залезать в долги и разориться. Что зачастую и происходит, когда, не понимая общего положения вещей, люди упорно не замечают очевидного: времена меняются, что годилось вчера, не годится сегодня.

Я поблагодарил за советы, расплатился и с немцем, и с иудеем, и стал думать.

Может, и так. А может, и не так. Папаша мой вовсе не выглядел озабоченным делами, напротив, всегда говорил, что всё идет хорошо. А если поначалу и призывал меня к разумной экономии, то, убедившись, что деньгами я не сорю, постоянно увеличивал мое содержание, доведя его после женитьбы до шестидесяти тысяч. И за сестрою нашей, Надеждой, дал приданое двести тысяч, не моргнув глазом. И машины тоже покупал английские на немалые деньги. То есть никаких признаков беспокойства по поводу оскудения не выказывал. Однако факты — вещь упрямая. После расчета оказалось, что я — теперь уже я — за год понесу шестьдесят тысяч убытка. И никаких путей улучшения. Положим, можно усилить строгости и тем самым сократить издержка на полторы, на две тысячи, но это никоим образом не решало задачи получения прибыли.

Я позвал ещё одного знатока производства. Стоил он мне две тысячи, но результат был прежний: предприятие убыточное, и сделать его прибыльным при существующих условиях нельзя.

Я человек военный, знаю, когда следует продолжить наступление в лоб, когда следует зайти с фланга, а когда стоит прекратить кавалерийскую атаку и подождать пехоту и артиллерию.

Содержание себе в шестьдесят тысяч я платить не мог, полковничьего жалования же мне бы не хватило на самые насущные нужды. Потому мечты о генеральстве стали несбыточными.

Я подал в отставку, которую Государь милостиво отклонил, предоставив вместо неё бессрочный отпуск.

И вот что странно: папаша с братцем скончались семнадцатого ноября по нашему, по русскому календарю, а какая в ноябре холера? Откуда? Я допытывался, но лекарь уверял: картина точно была холеры. Хоть он и не немецкий профессор, а обыкновенный русский лекарь, но холеры перевидал немало.

А видел ли лекарь папашу и братца в болезни, спросил я. Нет, когда за ним послали, они уже скончались. Но никаких сомнений у него нет, а что в ноябре приключилась болезнь, так это поздняя холера. Бывает.

А я думаю, не отравил ли их кто? Или вдруг и сами отравились, занимаясь химией. Почему химией? Искали новые краски для ткани. Или отбеливатели. Или ещё что-нибудь. Без химии производства не бывает.

И только я подумал о химии, как в голове щёлк! Алхимия! Вдруг у нашей фамилии секрет древний, как делать золото из… ну, из чего-нибудь? Знаю, ерунда, а из головы не выходит. Думаю, думаю…

Мануйла слегка вспотел: на лбу выступили капли. И жилка на виске набрякла.

— Графиня Гольшанская… то есть моя жена, — быстро поправился он, — оказала мне неоценимую помощь и поддержку. Мы перебрались сюда. Закрыли завод. Гра… Жена вызвала из родительского имения полдюжины верных слуг, считая, что нам здесь они понадобятся.

Заводских людей большей частью перевели на оброк, пусть ищут заработки. Оставили немногих. Жизнь здесь самая дешевая, и если забыть о Петербурге, то… Однако ни я, ни графиня забывать Петербург не желаем.

И я стал вновь, вновь и вновь пересматривать бухгалтерские книги, стараясь разгадать, как это у папаши и брата получалось не только сводить концы с концами, но и предоставлять мне значительные суммы?

И от книг производственных, заводских, я перешел к книгам хозяйственным. Вот что выяснил: примерно раз в году у папаши были поступления, и поступления изрядные: около трехсот тысяч. Откуда? Помечены «К». Имея ежегодное пополнение в триста тысяч, можно, конечно, заниматься чем угодно, но где тот неведомый даритель? Таинственный благодетель? Заимодавец? Или выигрыш в карты, что ли? Но папаша, во-первых, не был игроком, а, во-вторых, вот так год за годом выигрывать по триста тысяч? Да он прославился