10 лучших дней моей жизни - Адена Хэлперн

– Кто съел мой обед? – повторила я.

Честно говоря, становилось страшновато, я противостояла пятнадцати сверстникам.

– Подумаешь, вонючий сэндвич! – ухмыльнулся Грег Райс и похлопал себя по животу. – Кажется, я отравился. Надо было сразу догадаться – даже родители хотят избавиться от такой противной дочери. Подсунули тухлый паштет!

Совсем наоборот, меня кормили только продуктами первой свежести. Мать сама готовила паштет с утра пораньше. Не забывайте, что я чудо-ребенок. Чудо-дети не питаются объедками.

– Она и сама вонючая, – добавила Оливия.

– Надо ее выкинуть! – засмеялась Керри.

– Да, в помойку! – закричал Том.

Все вокруг поддержали его дружным воплем.

Том с братом бросились на меня. Я закричала, но Грег зажал мне рукой рот.

– В мусор ее и в печь! – завизжала Дана.

Вы никогда не задумывались, откуда в детях столько жестокости?

Я заметалась из стороны в сторону. Керри закрыла дверь, чтобы шум не разносился по коридору. Лица Оливии и Даны светились восторгом; Сет и Том ухватили меня за тощие руки, а Грэг зажал рот так крепко, что становилось трудно дышать. Я твердо решила, что не доставлю мерзавцам удовольствия и не заплачу. На самом деле времени на раздумья не оставалось, потому что в следующую секунду меня сунули в мусорный бак.

Я изо всех сил пыталась вырваться, но Сет Россо надавил сверху, и голова увязла в луковой шелухе и макаронном салате. До сих пор отчетливо помню резкий запах рыбы.

Одноклассники затянули мешок и вытащили его из бака вместе с моим тщедушным телом.

Вот тут я разревелась.

Я так и не узнала, куда меня собирались оттащить. Возможно, одноклассники действительно направились к мусорной печи, хотя не уверена, что она имелась в школе. Может, меня хотели засунуть в духовку или посудомоечную машину. Или просто выкинуть на улицу. Их намерения так и остались неисполненными.

Но это неважно, потому что в ту минуту у меня появилась лучшая подруга. Одна-единственная, и я не нуждалась в других. Вот почему я считаю, что Лакокки-старший сморозил чушь. Если бы мне предложили выбирать между пятью друзьями и одной Пенелопой, я бы без колебаний выбрала ее. И сейчас поймете почему.

– Сейчас же отпустите ее, или я с вами разделаюсь! – донеслось снаружи.

– Заткнись, уродина! – рявкнул в ответ Том.

Последовал удар. Из мусорного мешка, с макаронами в ушах, я прекрасно его расслышала. Я грохнулась на пол.

Высунула голову, и передо мной предстала невероятная картина: Пенелопа напоминала Вандер-вумен и Супермена в одном лице. Она за меня боролась – толстушка в тесной бело-синей форме, очкастая и с ужасной прической. Я боялась пошевелиться, чтобы не попасть под горячую руку.

Пенелопа раскидывала всех, кто попадался на пути или пытался дать сдачи. Дана Стэнбури и Грег Райс шмыгали разбитыми в кровь носами, глаз Тома Россо заплывал синяком. Оливия Уилсон плакала над вырванным клоком волос. Я сидела на полу в полном онемении.

– Ты в порядке? – спросила девятилетняя девочка-мамонтенок, помогая мне выбраться из мешка.

– Да. – Я пожала протянутую руку.

Если не считать всхлипываний Оливии, в столовой воцарилась гробовая тишина.

Миссис Хоффман так и застыла на пороге при виде побоища.

– Что происходит? – невольно вскрикнула она.

Все молчали.

После обеда миссис Макники задержала нас в столовой и объявила, что никто не уйдет, пока не расскажет, что тут творилось.

Никто не открыл рот.

– Александра, – заметила меня завуч. – Ты всегда сообщаешь о нарушениях. Что здесь случилось?

– Здесь… – начала я. – Меня… Я обедала и ничего не видела.

– А почему от тебя пахнет мусором? Почему в волосах макароны?

– Потому что… На обед мне положили ливерную колбасу. Вы же знаете, как она воняет.

– Пенелопа, – строго продолжала миссис Макники. – Ты одна цела и невредима. Скажи, что случилось.

– Я тут новенькая, – доверительно сообщила та. – Неужели вы считаете, что я первым делом пойду к вам ябедничать? Нет, такое начало не годится. По закону у меня есть право хранить молчание, и я им воспользуюсь.

Да, Пенелопа была умной девочкой. Ее отец работал юристом, и у них дома почитали закон. Позже Пен разъяснила мне, что такое пятая поправка к Конституции.

Если бы любой другой ученик отказался отвечать на вопросы, его бы ждал строгий выговор с угрозой исключения или даже хуже. Например, три месяца наказания: приходить в школу раньше всех и оставаться после уроков. Но доводы Пенелопы не оставили места для возражений. Действительно, разве можно начинать знакомство со школой с признания, что ты поколотил весь четвертый класс? В детстве Пен славилась стальными яйцами… То есть яичниками, да и сейчас не страдает от недостатка храбрости.

Миссис Макники оставалось только обратиться к следующему ученику.

После школы я долго стояла под горячим душем и, хотя родители несколько раз спрашивали, почему от меня дурно пахнет, так и не призналась.

– В этой школе творятся темные дела, – строго заявил отец, когда мама рассказала ему по телефону про непонятные запахи. – Надо забрать ее оттуда, Максина.

– Дети тебя обижают? – приставала ко мне мать. – Хочешь перейти в другую школу?

– Нет, – не задумываясь, ответила я. – Все не так плохо. Я останусь в «Дружбе».

На следующий день мы вместе с Пен обедали в столовой, а потом я впервые пошла в гости к однокласснице.

Родители считали Пенелопу очень странной девочкой.

– Нужно хорошенько ее расчесать и посадить на диету, – смеялся после знакомства отец.

Но родители плохо ее знали. Вскоре они поняли, что я в ней нашла. Пен была лучшей подругой в мире.

Пенелопа Гольдштейн сочетает в себе все, чего лишена я. Даже в детстве она не боялась сражаться за то, во что верила. Она не отличается красотой, но совершенно не стесняется своей внешности. Пен обладает удивительной способностью без слов внушить окружающим почтение к своим пышным бедрам. Вот почему я так сильно ее люблю. И не только я, все без исключения любят Пен.

Через пару лет я спросила подругу, почему она вступилась за меня в тот день.

– Дети тебя ненавидели, – ответила она. – Я догадалась, что они тебе завидуют. А раз так, значит в тебе есть что-то достойное зависти.

Понимайте как хотите. Пен всегда видела мир под углом, под которым никому даже в голову не придет на него посмотреть.

Не знаю, то ли Пен на меня повлияла, то ли я усвоила урок, что ябедничество до добра не доводит, но со временем мы подружились и с Даной Стэнбури, и с Керри Коллинз, и с Оливией Уилсон. Годы спустя то одна, то другая со стыдом вспоминали былое. Я уверяла, что не стоит извиняться, но позволяла подругам выговориться. Тем не менее я часто задумываюсь: а как изменилась бы моя жизнь, не ринься Пенелопа в драку?