Последний характерник - Валерий Федорович Евтушенко

воздух. Гуссейн — паша, силистрийский губернатор, командовавший осадой Азова, приказал насыпать новый вал чуть поодаль. С этой насыпи турецкая артиллерия в течение 16 суток днем и ночью вела обстрел городских стен и построек. Одновременно турки и сами повели в сторону крепости около 17 подкопов. Казаки рыли навстречу им свои ходы. В одну из таких вылазок пороховой заряд взорвался раньше, чем Серко рассчитывал, и его засыпало землей в подземном ходу. Спас его тогда Иван Донец, который рискуя жизнью, разгреб двухметровый слой рыхлой земли голыми руками и вытащил его, уже потерявшего сознание, на свет божий. С того времени они побратались, но со времени окончания «Азовского сидения» больше не виделись, так как Иван вернулся в Мурафу, а Донец остался в Азове.

Теперь узнав, что его побратим стал запорожским полковником и находится впереди всего в десятке верст, Серко откровенно обрадовался.

— Соединимся с Донцом, — сказал он Верныдубу, — вместе оно всегда лучше, а то тут того и гляди наткнешься на ляхов. Похоже, что они уже чувствуют себя здесь в пограничных районах полновластными хозяевами.

— Хорошо, — согласился Остап, — я здешние места неплохо знаю. Тут впереди верстах в двадцати или немного больше есть довольно большое местечко Шульжинцы. Донец его точно не минует. Готов биться об заклад, что он там заночует и остановится на отдых. А нам с утра да на отдохнувших за ночь конях, чтобы попасть туда, понадобится один переход.

Майская ночь на Украине короткая, кажется, вот только закатилось за горизонт на западе дневное светило, как уже вновь утренняя заря заиграла бледнорозовым светом на востоке. С первыми проблесками утра стали собираться в дорогу и охотники Серко. Пока коноводы распутывали стреноженных лошадей, а дежурные повара занялись приготовлением нехитрого завтрака, солнце поднялось над горизонтом, освещая своими ласковыми лучами изумрудную зелень лугов и дубрав — прекрасный весенний наряд украинской природы.

Глава седьмая

Встреча с прошлым

Снявшись с привала, полк двигался легкой рысью, почти шагом, рассыпавшись веером по слегка всхолмленной равнине с редкими перелесками. На всякий случай бдительный Верныдуб выслал далеко по сторонам конные разъезды, хотя Серко и не видел в этом особой необходимости — ведь где — то перед ними находился Донец со своим полком. Прошел час, второй. Солнце уже поднялось высоко, и утренняя прохлада сменилась нарастающим зноем. Многие охотники расстегнули жупаны и серьмяги, сбили на затылок шапки или вовсе сняли их, а кое — кто распахнул и рубаху на груди. В это время впереди на дороге показалось облачко пыли. Верныдуб подскакал к Ивану и озабоченно произнес:

— То наш разъезд возвращается. Стремглав летят хлопцы. Видимо, случилось что — то.

Серко молча сжал острогами бока коня и перешел на галоп, Остап последовал за ним. Минут через десять они встретили своих разведчиков, с удивлением заметив, что тех стало больше. Старший разъезда, пришпорив коня, подскакал к полковнику и взволновано доложил:

— В Шульжинцах идет бой! Полк Донца там стал на отдых и заночевал, а утром ляхи внезапно напали на них, сонных. Несколько казаков сумели вырваться из окружения, вон они с нами, но многие погибли. Говорят, что ляхи окружили несколько сотен казаков на окраине Шульжинцев и те еще отбиваются, но долго ли сумеют продержаться, один Бог знает!

Тем временем подъехал и остальной разъезд. Серко коротко переговорил с казаками Донца, но те мало чего могли добавить к уже к известной ему информации.

— Пан полковник, — говорил один из них, — мы и сами толком ничего не знаем. Спали в хате, когда поднялась внезапная стрельба. Едва успели схватить оружие и вскочить на коней, как увидели, что кругом ляхи. Их там не меньше тысячи или двух. Что мы впятером могли сделать? Пришлось удирать. Но на другой окраине Шульжинцев была слышна густая ружейная стрельба, похоже наши еще отбиваются.

— Ладно, — подумав, сказал Серко, — никто вас ни в чем не винит. Сколько тут до Шульжинцев осталось?

— Верст пять, не больше, — ответил казак. — Если пан полковник разрешит, мы пойдем проводниками.

Пока Серко уточнял обстановку, Верныдуб уже возвратился назад, приказав сотникам выстраиватьполк в походную колонну и двигаться махом.

— Там наши погибают, — коротко разъяснил он ситуацию, — казаков полковника Донца окружили ляхи. Если поторопимся, может кого — то еще удастся спасти.

Полк несся к Шульжинцам быстрой рысью порой переход на галоп, и, когда до местечка оставалось версты две, все явственно услышали ружейную стрельбу на его противоположном конце.

— Держатся наши еще, — крикнул Верныдуб, поравнявшись с Серко, — ну, сейчас пойдет потеха!

— Давай разделимся, — ответил тот, — я пойду прямо через Шульжинцы и ударю на ляхов в лоб, а ты обогни местечко и поспеши на помощь тем, кто там держит оборону.

— Добро! — сверкнул зловещей улыбкой Верныдуб, выхватывая саблю из ножен. — Ну, держитесь, паны — ляхи!

Полк разделился, половина охотников последовала за Серко, другие вместе с Верныдубом устремились в обход местечка туда, где все еще не прекращалась ружейная стрельба.

Появление в центре Шульжинцев Серко с его людьми застало собравшихся на площади несколько сотен поляков врасплох. Видимо, никто из них не ожидал внезапного нападения, поэтому, пока большая часть их товарищей вела бой с окруженными на краю местечка казаками Донца, они нашли себе более подходящее занятие. В центре площади был установлен столб, к которому была привязана какая — то простоволосая женщина в длинной рубахе. Вокруг столба были навалены вязанки хвороста, дров и несколько снопов прошлогодней соломы, которую кто — то уже поджег факелом. Удушающий дым окутал привязанную к столбу женщину, а огонь уже перекинулся на сваленные кучей вокруг столба хворост и дрова. Еще совсем немного и огонь охватил был несчастную, но в это время прогремел слитный залп из ружей и пистолетов и часть поляков, сраженные выстрелами, упали на брусчатку мостовой. Те, кто уцелел, бросились врассыпную, спасая свои жизни, но всадники, словно ангелы мести, догоняли убегавших и без всякой жалости рубили их саблями. Когда с поляками на площади было покончено, все устремились к окраине местечка, где уже вступил в бой отряд Верныдуба.

Сам Серко, сердце которого внезапно учащенно забилось при виде женщины, которую поляки собирались сжечь на костре, спрыгнул с коня, вместе с несколькими поспешившими ему на помощь охотниками, разбросал уже занявшийся хворост и перерезал веревки, обвивавшие ее тело. Голова женщины была бессильно опущена вниз, длинные седые волосы закрывали лицо, спускаясь ниже груди. Видимо, от пережитых страданий она потеряла сознание. Серко отбросил с ее лица седые космы и не смог