Эшафот забвения - Виктория Платова

Мальчика звали Володя Чернышев, он только сегодня прикатилиз Питера, без всякой надежды получить хотя бы второстепенную роль. Наверное,он даже ничего не слышал о Братны: театральные актеры, сидящие на жалких роляхи жалкой зарплате в жалком театрике, не очень-то следят за веяниямикинематографической моды. На секунду я даже разочаровалась в Анджее: стоило лиотвергать стопроцентных чувственных жеребцов, чтобы заполучить это бледноесокровище? Но разочарование продлилось всего лишь несколько минут. Стоило лишьБратны, под пристальным взглядом камеры, вступить с Чернышевым в словесныйпоединок.

Братны уже все решил для себя, я это видела: главную рольбудешь играть ты – ты и больше никто, мальчик Володя Чернышев. И попробуйдоказать мне обратное. Вершиной твоей карьеры был Санта-Клаус на детскомутреннике в спортивном комплексе “Заря”, теперь у тебя есть шанс. Я тебявыбрал, не подведи меня, малыш!.. Для подобных случаев у иллюзиониста Братныбыли придуманы совсем другие тексты – провокационные и нежные одновременно,заготовленные для счастливого соития художника и модели. Анджей, который всеэто время откровенно издевался над своими суперзвездными партнерами, вдругпреобразился: он отступил на второй план, чтобы заставить никому не известногоактера играть. Играть так, что все находящиеся на съемочной площадке затаилидыхание. С Чернышевым произошло то, что происходило с любой вещью, которойкасалась рука Братны: теперь он светился внутренним светом. В какую-то долюсекунды он стал чертовски красивым, в потемневших глазах была вся ярость и всяпрелесть мира, даже не очень выразительные губы выгнулись прихотливымилепестками. Совершенно завороженная происходящим, я поймала себя наодной-единственной мысли: пусть это зафиксирует камера. Немного усилий, и этотмальчик проснется знаменитым…

– Что творит, гад! – одобрительно выдохнул за моейспиной дядя Федор. – Без ножа режет…

Судьба роли была решена – об этом, прежде чем закончитьпробы, сообщил всем Братны. Он похлопал опешившего Чернышева по плечу ипредставил съемочной группе нового главного героя: вариант окончательный и обжалованиюне подлежит. Обалдевший от такого неожиданного фарта питерский счастливчиксидел на краешке стула и смотрел на Братны влюбленными глазами. Сам же Братны,казалось, потерял всякий интерес к актеру, Чернышовым занялась вездесущая Муза:контракт, суточные, проживание в мосфильмовской гостинице и прочие унылыепроизводственные мелочи, не касающиеся высокого искусства.

Братны, который помнил все и следил за всем, подошел ко мнеи сунул в руки пухлую папку:

– Это сценарий, судьба которого так тебя волновала.Можешь с ним ознакомиться, чтобы иметь представление о том, что я собираюсьделать. В общих чертах, конечно, обычно от всего этого эпистолярия камня накамне не остается. – Он сказал это без всякого кокетства.

– А что с главной героиней? Нас ждет такая же волнующаявыбраковка поголовья?

– А ты мне все больше и больше нравишься. И шутишьсимпатично. Вот только главная героиня уже утверждена. Тебе как ассистентуостается мелкая второстепенная шушера. Рабочий день с девяти, будемотстреливать всех остальных. Прошу не опаздывать.

– Я очень пунктуальна.

– Подойдешь к Музону, она подготовит тебе пропуск. Анасчет зарплаты будем разговаривать завтра с директором группы. Внакладе неостанешься.

– А Музон?..

– Музон – это Муза. Она же Музей, она же Пегас, она же Эрато,– терпеливо пояснил Братны. – Ты ее видела. Придумаешь кличку поэлегантнее –получишь прибавку к пенсии. До завтра.

Братны покинул павильон. Следом за ним потянулись всеостальные. Я едва не поддалась искушению прилепиться к Сереге Волошко, так счастливоматериализовавшемуся из нашего вгиковского прошлого, но это был лишь минутныйпорыв: я не имела права возвращаться к прошлому, каким бы соблазнительным онони казалось. Я для Волошко всего лишь один из ассистентов, не больше. Зато сдядей Федором можно сойтись поближе, тем более что сам он последние несколькочасов демонстрировал сходные чувства. Мое неожиданное появление в съемочнойгруппе заинтриговало его. Заинтриговало настолько, что утренняя сцена бойнибыла благополучна забыта.

…Спустя полчаса мы с Бубякиным уже сидели в кафе и милоболтали. От коньяка, галантно предложенного дядей Федором, я отказалась: послесегодняшнего дня, насыщенного волшебными событиями, я не нуждалась в допинге.Дядя Федор пил за двоих и вводил меня в курс кинематографических дел, то и делопоглядывая на папку со сценарием.

– Забавная у вас команда, – поощрила я его. Этого былодостаточно, чтобы дядя Федор пустился в пространные рассуждения – Тебе крупноповезло, старуха, – нежно шептал он, опрокидывая стопку за стопкой. – Такогофинансирования, как у нас, нет ни у кого в этой стране. Разве что НикитаМихалков вырвет зубами что-то похожее.

– Неужели Госкино расстаралось?

– Держи карман шире! Никаких государственных вливаний.Только спонсорские. К нам меценаты в очередь стоят, а Анджей еще раздумывает, укого взять, а кого послать подальше. Одних слезливых импортных дураков до фига.Все на задницы падают и потные гульдены норовят всучить. Озолотимся!

– Надо же. Что-то не очень верится.

– Сама увидишь. Анджей – это турбина по всасываниюденежек. Он кого угодно обработает.

– Я видела.

– Как тебе пробы?

– Веселее не придумаешь. Над актрисулями так жеиздевались?

– Нет, там все было пристойно, старые же люди. Главнойгероине шестьдесят пять лет.

– Что ты говоришь!

– Слыхала, была такая актриса, Татьяна Александрова? Явздрогнула и на секунду прикрыла глаза, чтобы не потерять сознание. Я зналаодну роскошную суку по фамилии Александрова. Только ее звали Анной: имя, самоенейтральное для убийства… Под этим именем, как под толщей воды, долго пряталименя самое. Прошлое не отпускает, оно и здесь настигло меня, оно скалит зубы излюбого угла, даже великий фокусник Братны не поможет…

– Что с тобой? – участливо спросил дядя Федор. – Тебеплохо?

– Нет-нет, все в порядке. Так что эта актриса? – Ястарательно избегала фамилии, мне еще придется столкнуться с ней, и нужно хотябы подготовиться к этому.

– Я и сам ничего о ней не знал, преданья стариныглубокой. На каком только погосте ее Анджей отрыл, ума не приложу. А когда-тобыла звездой, все Политбюро в наманикюренных лапках держала, мощная старушонка.Кто теперь об этом помнит? Вот они, превратности фортуны, невыносимая легкостьбытия. “Сик транзит глория мунди” [1]. Да что с тобой? Может,коньячку плеснуть для расширения сосудов?..

– Не нужно.

– Смотри… Странно, что ты ничего о ней не знаешь…Извини за бестактность, сколько тебе лет?