Паутина миров - Максим Хорсун

Вдоль парапета растянулись лотки и палатки. Раскачивалась на веревках сушеная рыба, выловленная в Канаве. Бутыли с мутной грибной настойкой призывно поблескивали на солнце. Нгены торговали на развес черным вонючим «божедомским» мылом. Птичники кудахтали, совсем как куры, впаривая немногочисленным покупателям какие-то корешки. Долговязый арсианец разложил на куске полиэтилена самодельные клинки. Лещинский не удержался, попросил у торговца разрешение посмотреть кривой меч, похожий на иззубренный ятаган. Рукоять, выточенная из прочной и эластичной, словно пластмасса, коры мохнатого дуба, пришлась по руке.

– То́хара са? – спросил он у торговца.

Желтоглазый торговец показал три крючковатых пальца, что означало трехдневный «колбасный» паек. Лещинский уважительно поцокал языком и щелкнул себя по кадыку, дескать, товар выше всяких похвал, и только бедность не позволяет мне обладать такой драгоценностью. На что арсианец ответил длинной горловой руладой, обозначающей у выходцев с Арсианы чувство глубокого удовлетворения.

Вернув клинок хозяину, Лещинский неторопливым шагом двинулся дальше. Внедрение в буферную зону можно было считать состоявшимся. Завсегдатаи толкучки не сомневались в его «социальном происхождении». Чтобы закрепить успех, Лещинский выменял у толстой бабы в черном платке и в каком-то невообразимом салопе низку вяленой рыбы-кошмарки. Бабе понравилась пьезоэлектрическая зажигалка. Такого добра во владениях Корсиканца хватало – рукастые нгены изготавливали их в ремонтных мастерских – но для обитателей диких кварталов зажигалки были ценностью.

На ходу счищая с рыбы твердую и колючую чешую, Лещинский начал потихоньку пробираться к выходу из базарчика. Он миновал торговцев хламом, которые примостились на ступеньках лестницы, ведущей к сизой, в масляных пятнах, глади пролива. Лещинскому захотелось посидеть у воды, перекусить, полюбоваться плывущими к океану радужными разводами, отражающими тусклое к вечеру свечение Кольца. Канава обмелела. Начинался отлив. Из ила торчал ржавый остов затонувшего катера. Лещинский присел на ступеньку, принялся зубами отдирать с рыбьего позвоночника розовые ломтики слабосоленого мяса.

– Угости девочку рыбкой, мистер… – раздался сзади испитой голос, лишь отдаленно напоминающий женский.

Лещинский обернулся. Голые кривые ноги в синяках и ссадинах, короткая замызганная юбка, брезентовая куртка, сквозь прорехи видна грязно-серая кожа, тусклые, слипшиеся космы, лицо одутловатое, щербатая улыбка, мутный взгляд – типичная шалашовка, вокзальная шлюха, бомжиха. По виду не понять, – то ли фаг «подобрал» ее где-нибудь в привокзальном сквере, то ли она стала такой здесь.

Лещинский протянул ей недоеденную рыбу. Шлюха проворно схватила полуобглоданный скелет, присела рядом с гвардейцем, кокетливо покосилась. От нее воняло так, что Лещинского замутило.

– Не хочет ли мистер отдохнуть? – осведомилась шлюха.

– С тобой, что ли? – буркнул Лещинский.

Шалашовка заерзала на ступеньке, придвигаясь.

– А хотя бы и со мной! – заявила она. – Я такое умею, что Зойкиным девкам и не снилось.

– Нет уж, благодарю…

Лещинский попытался встать, но вдруг кто-то сзади резко сдернул капюшон с его головы и приставил к горлу холодное лезвие.

– Ша, шеловеше, – прошепелявил неизвестный. – Шти тишо…

Баба визгливо расхохоталась, вскочила, ткнула гвардейцу в лицо недоеденной кошмаркой.

– Побрезговал! – торжествующе выкрикнула шлюха. – Побрезговал, щенок! Скажу Щеру, он мигом тебе муди отрежет!

Чья-то холодная и скользкая лапа быстро обыскала его, отняла нож, рыбу, пайку «колбасы» и фляжку с водой – все, что лежало в просторных карманах плаща. Потом обыскивающий нащупал на поясе Лещинского батарею.

– Шо ту? – поинтересовался Щер.

– Батарея.

– На шо?

– Продать хотел, – ответил Лещинский. – В ней много золота и платины…

– На шо? – тупо повторил Щер.

– Тю, змеюка, – встряла шалашовка, – это же рыжье, лягушачья твоя башка! Отдам Зубодеру, сделает мне платиновые коронки… А ну, импотент, скидавай шмотки!

– Сейчас-сейчас, – проговорил Лещинский. – Пусть только твой Щер заточку спрячет. Я все отдам, в живых оставьте…

– Оставим, оставим, – пообещала шлюха. – Попользуюсь тобой только. А то у этой долбаной ящерицы все не как у людей. У Щера нету хера! – скаламбурила она и зашлась идиотическим смехом.

Лезвие пропало. Лещинский поднялся, принялся медленно расстегивать плащ. Повернувшись вполоборота, он разглядел, наконец, дружка шлюхи. Это был рептилоид. Низкорослый, чуть выше взрослого нгена, ящер уставился на Лещинского немигающим взглядом. В лапах – длинный клинок, наподобие японской катаны, хвост нервно подрагивает.

– Ах ты… ящерица…

Гвардеец рванул из-за пазухи излучатель.

Шлюха истошно завизжала. И тотчас из темной дыры в гранитной облицовке набережной высыпала толпа чешуйчатых сапиенсов. Они обступили гвардейца, словно рапторы игуанодона, принялись шипеть, дергать хвостами, подпрыгивать от нетерпения, скалить мелкие острые зубы. Клинки разной длины и формы замелькали в лапах, рождая смертоносную радугу. От ящеров резко и незнакомо пахло, не так отвратительно, как от нгенов, но все же Лещинского затошнило. Он волчком крутился на месте, поводя стволом излучателя.

– Первого, кто рыпнется, завалю! – пригрозил Лещинский и пустил невидимый в солнечном свете тепловой луч над плоскими головами рептилоидов.

Луч прошелся по рубке затонувшего катера, дырявя проржавевший металл.

– Ша, шеловеше, – прошипел Щер, который, видимо, был у рептилоидов предводителем. – Шопай шобром, ушелеешь…

Лещинский хмыкнул. Похоже, его собирались похитить. Осталось полоснуть по сухожилиям, повалить и отволочь в дыру. А потом продать божедомам на мыло.

Считалось, что ящеры были первыми пришельцами под Чертовым Коромыслом. Поговаривали, что их очень много, что они предпочитают жить на нижних уровнях города, которые никто не считал. Корсиканец даже приказал засыпать все выходы из подземных коммуникаций на подконтрольной ему территории. Известно было, что рептилоиды не слишком дружат с техникой и предпочитают холодное оружие. Ходили слухи, что чешуйчатые устраивают в катакомбах жуткие ритуалы, во время которых поклоняются Сатане. Хотя понятно, что это полная чушь, бабий треп.

Правда, чем эти скупые сведения помогут ему сейчас?..

– Э-э, братва! – заорали на набережной. – Чо за дела?!

Русским вторили на своих языках англосаксы, китайцы, арсианцы и нгены. Смысл выкриков был один – гуманоиды возмущались некорректным поведением рептилоидов по отношению к человеку.

Лещинский оглянулся. По лестнице неслась вооруженная чем попало толпа постоянных посетителей и торговцев с базарчика. Возглавлял их арсианец – продавец клинков, в его руке сверкал «ятаган». Рептилоиды занервничали, стали шипеть еще громче и дергать хвостами еще резче. Наконец Щер указал «катаной» в сторону дыры. Несколько чешуйчатых подскочили к шлюхе, ловко сшибли ее с ног, подхватили со всех сторон и поволокли к темному зеву пролома.