Осколок моего сердца - Алафер Берк

Последовала долгая пауза.

— Сандра? Вы у телефона?

— Видимо, до вас не дошла эта новость.

По ее тону он понял, что речь идет не о хорошей новости.

— Нет, я ничего не слышал.

— Я потеряла ее.

— О, Сандра, мне так жаль. Что случилось?

— В первый раз я потеряла ее вскоре после рождения ребенка. Она очень изменилась, стала совершенно другой. Отчужденной. Подавленной. Сломленной. Она отгородилась от всех, кого знала, включая меня, утратила всякое стремление к счастью. И полностью отказалась от мысли вернуться в университет. Переехала в Денвер, потом в Филадельфию. В мои дни рождения и на Рождество она звонила мне, но в остальном вела себя так, будто я ей чужая.

Он повторил, что ему очень жаль, затем спросил:

— Я могу ей чем-то помочь?

— Нет. Полгода назад моя дочь умерла.

— О, Сандра, нет.

— Она умерла от передозировки наркотика. Полиция нашла мой номер в контактах ее мобильного телефона, так что мне хотя бы сообщили о ее смерти. Я все еще поверить не могу, что ее больше нет. Хорошо, что она хотя бы знала, что у ее сына все благополучно. Несмотря на все то, что произошло потом, она говорила мне, что никогда не жалела о том, что родила его и о том, что подарила ему шанс на счастливую жизнь. Кстати, как поживает малыш Джонни?

Гул под дном багажника, в котором лежал Джонни Бакли, вдруг зазвучал по-иному. Машина замедлила ход, и Джонни несколько раз тряхнуло, словно она проехала по ухабам. Он подумал, что они, видимо, съехали с шоссе и, наверное, оказались на грунтовой дороге.

Машина остановилась, двигатель перестал работать. Одна из дверей открылась, а может быть, и две. А затем воцарилась тишина. Полная тишина.

Он начал медленно вдыхать и выдыхать — так его научила мама, она говорила, что так их учат на занятиях йогой. По ее словам, это помогает человеку успокоиться. Когда она привела его к стоматологу, это сработало. Это помогало ему и теперь, но ему все равно было ужасно страшно.

Пожалуйста, пожалуйста, не оставляйте меня здесь совсем одного.

— Эй? — крикнул он. — Тут кто-то есть?

Опять тишина. А вдруг сюда никто никогда не придет? Что, если никто никогда его больше не увидит, и он так и умрет здесь совсем один?

— Эй, меня кто-нибудь слышит? — Теперь он кричал еще громче, но ему опять никто не ответил.

Он начал колотить ладонями по крышке багажника.

— Помогите! Помогите! Кто-нибудь! — Он кричал во все горло.

Багажник открылся, и он истошно завопил от страха. Появилась трехдюймовая щель. За машиной кто-то стоял. Кто-то в серой футболке навыпуск с засунутым за пояс пистолетом. Больше Джонни ничего не видел — ничего, кроме деревьев и полоски неба.

— Поэтому-то нам и надо было остановиться в этой глуши. — У этого дядьки был низкий голос, и говорил он небрежно, как будто не было ничего странного в том, что он засунул Джонни в багажник и что его пистолет находится всего в нескольких дюймах от головы Джонни. — Мне надо было посмотреть, будешь ты плохо себя вести или нет.

— Пожалуйста, мистер. Не бейте меня.

— Я и не собирался, но сделаю это, если придется. Усек? И я могу вернуться в отель и добраться до остальных членов твоей семьи, если ты не будешь делать то, что я тебе говорю. Я не могу допустить, чтобы ты орал, усек?

Джонни ничего не сказал.

— Так-то лучше. Ты хочешь есть?

Джонни покачал головой, но затем понял, что дядька не видит его, как и он сам не видит этого мужчину.

— Нет, у меня болит живот.

— Наверное, тебя мутит из-за хлороформа. Я этого боялся. Тебя же не вырвало у меня в багажнике, а?

Джонни не мог сказать, беспокоится дядька из-за него или злится из-за того, что он мог запачкать багажник.

— Неа.

— Не говори «неа». Это невежливо. Ты достаточно большой, чтобы отвечать «да или «нет», как полагается молодому человеку.

— Извините. Нет, меня не рвало.

— Так-то лучше. Тебе, наверное, хочется пить, и это успокоит твой желудок. — Мужчина просунул в багажник руку, протягивая Джонни банку имбирного эля[10].

— Я не могу пить лежа, — сказал Джонни.

— Вот что я скажу. Я полностью открою багажник, чтобы ты смог сесть и подышать свежим воздухом. Но ты должен пообещать, что не попытаешься сбежать и не станешь орать или бузить, согласен? Вокруг никого нет, так что тебя никто не услышит, и не забудь, что я пригрозил тебе сделать, если ты будешь плохо себя вести. Лады?

— Я больше не буду, мистер. Честное слово.

— Так я и знал. Хороший мальчик.

В люксе для новобрачных Лео расспросил Кару о каждом моменте пребывания ее и детей на пляже вплоть до самых мелких деталей. По опыту своей работы в полиции Лео знал, что так можно выяснить какую-то важную деталь, на которую до этого никто не обратил внимания.

Кара вспоминала, как дети четы Бакли играли в репетицию свадьбы Лори и Алекса после того, как Тимми и Рамон уехали за подарком для Алекса ко дню рождения. Лори было невыносимо слушать, как Джонни играл отведенную Тимми роль «шафера невесты». Было ясно, что мальчик восхищался своим будущим старшим кузеном.

Рассказ Кары был прерван верещанием мобильного телефона. Марси недоуменно взглянула на экран и, извинившись, вышла из комнаты.

Сидящий на диване возле Кары Тимми сказал:

— Перед нашим отъездом близнецы дразнили Джонни, говоря, что он так хочет походить на меня, что они начнут называть его «Тимми».

Услышав слова сына, Лори почувствовала, как где-то в глубинах ее сознания шевельнулась смутная мысль, пытающаяся облечься в слова. Но, когда она попыталась ухватиться за эту мысль, у нее ничего не получилось.

— Точно, — согласилась Кара. — Хлоя и Эмили продолжали в том же духе все время, пока они были на пляже, чаще называя его Тимом или Тимми, чем его собственным именем. И ему, похоже, нравилась эта игра. Все это было шутки ради.

На пляже они называли своего брата Тимми. Лори опять ощутила смутное беспокойство, затем вспомнила то, что сказал Уайетт, мальчик, с которым она поговорила на пляже и который катался на скимборде вместе с Джонни и Тимми.

— Кара, а ты случайно не замечала, обращался ли к Джонни кто-либо еще, называя его Тимми? Или, может, кто-то звал кого-то, называя его Тим или каким-то похожим именем? — Уайетт слышал, как какая-то женщина выкрикивала имя «Тим», как будто она была недовольна тем, что он занимается чем-то не тем или вроде того.