Клиент всегда прав - Марина Серова

— Были те, что звонили напрямую, например, Глеб Шумер, директор салона «Марио», а некоторые, например, Николай Николаевич Волков, главный редактор «Тарасовского бомонда», всегда просил меня соединить его с Альбертом Степановичем.

— Кто звонил вашему шефу в воскресенье утром?

— Волков, Сарычев Марк Григорьевич, Ногин Денис Александрович, потом жена… — Валентина читала по журналу.

Я уже знала, что Сарычев — руководитель газеты, принадлежавшей Дюкину, которая носила претенциозное название: «Момент истины», а Ногин — директор банка «Тарасовкредит».

— Все они звонили с утра?

— Да, — кивнула Валя.

— В какой последовательности?

— Волков, Ногин, потом Сарычев… — Валя немного приуныла.

— А госпожа Дюкина, разве она не звонила по прямому телефону?

— Звонила, — бестолково ответила Валя, — но позавчера, я очень хорошо это помню, она позвонила по этому телефону, — показала она глазами на стоящий перед ней черный нарядный «Панасоник», — и попросила меня соединить ее с Альбертом Степановичем.

— Они долго говорили?

— Минут пять, не больше.

— С другими абонентами ваш шеф был также краток?

Валя кивнула.

— И последнее: мне нужны реквизиты Волкова, Сарычева и Ногина, — местонахождение салона «Марио» я знала, а потому не стала любопытствовать, как мне найти Шумера.

Записав телефоны и адреса контор, я поблагодарила Валечку, сообщившую мне на прощание, что Дюкина в воскресенье вечером была сама не своя, но новости вычитала сносно. Альберт Степанович пригласил жену в кабинет, как только та приехала на студию, и о чем-то разговаривал с ней несколько минут, после чего они оба вышли: Вероника — с озабоченным лицом, а Альберт Степанович был спокоен.

Следующим моим собеседником был зам Дюкина, Сухарев Леонид Геннадьевич. Он оказался интеллигентного вида мужчиной лет пятидесяти, с седеющей шевелюрой, изысканной бородкой и усами, подтянутым и любезным. Его я доставала на предмет возможных недругов Дюкина. Он не знал таковых, то есть тех, кого можно было заподозрить во враждебных чувствах, в ненависти или злобе по отношению к Альберту Степановичу. Я поспрашивала его также насчет тех господ, фамилии которых мне назвала Валентина. Он дал каждому из них краткую характеристику, в меткости и точности каждой из которых посоветовал убедиться на личном опыте. О Дюкиной Леонид Геннадьевич высказывался как о приятной во всех отношениях женщине, мягкой, приветливой, старательной, любящей своего мужа и во всем помогающей ему.

Я пообщалась еще с полдюжиной работников телестудии, но так и не могла прояснить ряд вопросов, терзающих меня. Первым из них был вопрос о недругах и завистниках Дюкина, присылавших ему угрожающие письма. Выйдя из студии и сев в машину, я набрала номер квартиры Дюкиных. Трубку взяла сама Вероника.

— Да.

— Извините, это опять я. Вы говорили об угрозах в адрес мужа, но никто из сотрудников ТТС не может сказать чего-либо конкретного на этот счет.

— Вы думаете, я вру? Можете приехать и своими глазами посмотреть на эти письма, — с апломбом заявила она.

— Именно об этом я и хотела вас попросить, — обрадовалась я.

— Через полчаса я уезжаю на студию, так что…

— Я буду у вас через пять минут.

Швырнув трубку на сиденье, я во весь опор «поскакала» к Дюкиной. За эти пять минут я многое передумала. Вернее, думы мои сводились к смутным догадкам и бесконечной череде вопросов, которые я с дотошностью и беспощадностью ставила себе. Мне еще не хватало информации, чтобы выстроить цепь произошедших событий. Мне необходимо было пообщаться со всеми этими воскресными абонентами Дюкина, потому что между его волнением, о котором свидетельствовала Зарубина, и тем, что случилось с ним ночью с воскресенья на понедельник, я, основываясь пока только на интуиции, прозревала таинственную связь. Я жаждала фактов, а потому после визита к Дюкиной решила прямым ходом отправиться к Шумеру, Ногину, Сарычеву и Волкову. Возможно, сегодня мне не удастся побеседовать со всеми, потому что день начал плавно клониться к закату.

Мне снова пришлось обращаться к охраннику. Но он мне сказал, что Дюкина предупредила его насчет меня.

Дюкина встретила меня суховатой улыбкой и слабым кивком. Она предложила мне все то же неудобное кресло в гостиной и, поставив передо мною пепельницу, вышла в соседнюю комнату. Вскоре она вернулась. Подойдя к столику, на котором по-прежнему в вазе желтели хризантемы, она растерянно посмотрела на меня. В руках у нее ничего не было, поэтому я подняла на нее вопросительный взгляд.

— Они куда-то исчезли.

— Письма? — уточнила я, хотя и так уже было все понятно.

— Да, — она опустилась на диван напротив меня.

— Куда же они могли исчезнуть? — все это становилось, мягко говоря, странным.

— Понятия не имею, — она скрестила руки на груди.

— Кто-то украл их? — я закурила, краем глаза следя за реакцией Вероники.

— Наверное, — она пожала плечами. — Прошу прощения, но я должна собираться, у меня скоро эфир.

Она поднялась и направилась в спальню.

— Минуточку, — я двинулась за ней, — давайте еще кое-что уточним.

— Я же сказала, мне нужно одеться, — Вероника вошла в спальню, я не отставала.

— Когда вы видели письма последний раз?

Дюкина ответила не сразу. Сперва она скинула синий атласный халат, в который была одета, и принялась торопливо просовывать руки в рукава белоснежной блузки. У нее было неплохое тело, правда, на мой взгляд, она была чересчур костлява.

— Последний раз я видела письма, — она никак не могла застегнуть манжет, — несколько дней назад, когда разбирала свои бумаги.

— Вы не показывали их своему мужу?

— Нет, — она резко обернулась ко мне, — а что, должна была?

— Письма были адресованы вам? — я не стала отвечать на ее вопрос.

— Альберту, — она наконец справилась с манжетами и начала натягивать узкую юбку.

— Тогда почему вы их вскрыли? — я поискала глазами пепельницу и, не найдя, стряхнула пепел в горшок с кротоном.

— Это мое дело, — огрызнулась она, — не нужно читать мне мораль.

— Не собираюсь, — усмехнулась я про себя. — Тогда скажите, почему вы не сказали про письма милиции?

— Они не спросили, а сама я про них не вспомнила, мне было не до того.

— Сколько их было и что они собой представляли?

— Три, то есть два, — Дюкина оправила юбку и достала из шкафа жакет. — Это были короткие письма, составленные из вырезанных из газет букв.

— Вы помните их содержание?