Как делать погоду - Улья Нова

Час спустя я, Митя Ниточкин, отдавший ключи от своего прошлого глуховатой старушенции с пекинесом, бочком спешу вниз по Пятницкой, стараясь не поскользнуться на заледенелом тротуаре. Ветер центра столицы насыщен кружевным выхлопом рычащих в пробке машин, тонкой наледью, запеченной корочкой сыра, шоколадной глазурью, бетоном, застоявшейся водой прудов и жидкостью для мытья стекол. Повсюду, настигая и поддразнивая, снуют игривые запашки закусочных: перченый выдох пиццерии, кофейно-коричный сквозняк из распахнутой двери кондитерской, пар курицы-гриль из приоткрытого оконца багетной, пережаренный лук и сливочный соус из окна чьей-то квартиры. Плечо привычно тянет к земле необъятная сумка с пожитками. В руках – огромная коробка с микроволновкой и посудой. Сказки сочинять некогда, голова забита единственным вопросом: кто такая Фрося, как быть, если она окажется:

а) грудным ребенком;

б) несовершеннолетней сексапильной мулаткой;

в) нездоровой женщиной в возрасте;

г) ядовитым пресмыкающимся;

д) хищным животным.

Трудно сказать, который из перечисленных вариантов кажется наиболее привлекательным. Пунктов «затрудняюсь» или «пропустить» этот вопрос не содержит. Ноги осторожно ступают по заледенелому тротуару, а воображение в красках прорабатывает каждый возможный ответ. Например, вот неделю спустя я катаю на мопеде по ночной Москве тигрицу в наморднике. Вкрадчиво читаю русские народные сказки на ночь гремучей змее. Обедаю вместе с семидесятилетней карлицей-йогиней. Громко оглашаю перечень книжных новинок несовершеннолетней пигалице в алых колготах и коротенькой сиреневой маечке. А она, не слушая, бегает по комнате, разыскивает туфли на шпильках, опаздывая к репетитору по физике. От представленных сцен бросает в жар, окатывает ледяным потом. Я мечтаю сейчас же опуститься в горячую ванну. Постоять прямо в одежде под освежающим душем. А еще лучше – спрятаться с головой в огромном облаке пены для бритья. Исчезнуть на некоторое время, сбежать от необходимости принимать взвешенные решения и доказывать свое право на существование. Разволновавшись, делаю неверный шаг. Нога соскальзывает, земля дергается, норовя перевернуться. Я оказываюсь в воздухе с коробкой в руках. Безумно сучу ногами, соскальзывая еще и еще. Сердце срывается со всех ниточек, готовое вырваться маленькой мокрой синицей в пасмурное небо столицы. Вдали визжит «скорая». Глаза прохожих устремлены вдаль. Никто не видит меня, барахтающегося на вздыбленном горбу блеклого льда. И тут совершенно неожиданно вспоминается: «Пропащий, хватит биться об лед!» Сердце сжимается в кулак. Нога опускается на крошечный наждачный треугольник асфальта. Не соскальзывает, а упирается и снова обретает опору. Земля слабеет и, не в силах вывернуться, сдается. Равновесие возникает. В висках пульсирует тише. Сирена «скорой» смолкает. Сердце возвращается на место. Немного отдышавшись, я припоминаю, что в запасе все-таки имеется комнатка-чулан с раскладушкой в Алтуфьеве, спальный мешок у мамы на кухне. За последние пару дней в мой адрес поступили три разнообразных предложения трудоустройства. Еще не поздно согласиться поработать ассистентом фотографа и тамады свадеб, попробовать себя в качестве дилера чудо-пылесосов Dirby или около года бесплатно потрудиться под руководством беззубого феномена, наделенного разносторонними талантами и способностями. Все это лишний раз доказывает, что Митя Ниточкин не обреченный, а подающий большие надежды человек с морем возможностей. Поэтому я гоню прочь опасения. Радуюсь, что не упал. Стараюсь верить в себя, думаю о лучшем, как и советовал мой новый знакомый и потенциальный работодатель Дыдылдин. Гордо несу коробку с микроволновкой, любуясь разноцветными особняками Пятницкой. Смело ступаю по горбатой наледи тротуара. Старательно лавирую среди несущихся навстречу, помня, что обычным людям не дано рассмотреть бобину невидимых ниток, в которой я по сей день пребываю.

Нумерация домов В-ского переулка заставляет предположить, что кто-то умышленно раскидывал особняки, рассчитывая свести с ума всех, явившихся сюда в гости или по делам. За домом № 24 для конспирации следует запущенный до аварийного состояния деревянный флигель № 15/а, а далее – серый девятиэтажный дом № 33. Случайные прохожие: сонная тетушка в нейлоновой ушанке, ссутуленный старичок со сросшимися бровями, две смешливые пигалицы в валенках-уггах, вглядываясь сквозь меня вдаль, отсылают, куда не жалко. Указывая в противоположных направлениях, они убежденно бормочут: «Это как раз следующий дом». Минут двадцать я разгуливаю вверх и вниз по накатанной гололедице В-ского переулка, всего три раза поскользнувшись и почти ни разу не упав. Обойдя по кругу двор с пятачком детской площадки, оставив позади рядок гаражей, заснеженную клумбу и волейбольный прямоугольник, выучив все мелочи двора наизусть, наконец, замечаю покосившуюся дверь подъезда. Обветренное лицо обдает горячий сквозняк, пропитанный натуральными ароматами застарелого поролона, ментола, музея и морилки от клопов. Кивнув старушке-вахтерше, оказываюсь в полутемном вестибюле, застеленном поглощающими любые шаги ковровыми дорожками. На широченном подоконнике лежит стопка журналов, рядом – жестянка-пепельница и два пластиковых горшка с алоэ, передающие тайное сообщение, что я очутился в ухоженном мире, где царят порядок и равновесие. Лестница завивается полукругом мимо почтовых ящиков и высоченных дверей с железными решетками, позолоченными ручками и изысканными табличками под гжель, под старину, под чеканку с номерами квартир. Правда, попадаются и вполне привычные, обшарпанные двери с цифрами, кое-как нарисованными сбоку зеленой масляной краской. Я останавливаюсь немного передохнуть на площадке между третьим и четвертым этажами. Опускаю коробку на широченный подоконник. Окно приоткрыто. Внизу по улочке проносятся машины. В соседней церквушке бьет колокол. Вдали повизгивает сигнализация, гудят и стреляют петардами. Зимний сырой ветер, пахнущий карамелью кондитерской фабрики, ерошит волосы, рассыпает их по лицу. И тут неожиданно меня захлестывает. Сильнейшее, ни с чем несравнимое, разрушающее все на своем пути предчувствие. Оно вторгается порывом урагана из сизого и низкого неба, застеленного войлочными клубками облаков. Оно ввинчивается внутрь на уровне солнечного сплетения, сметая все на пути, разнося в щепки любые возражения и опасения. Ничего подобного со мной никогда не происходило раньше. Ничего подобного никогда не случится впредь. Прямо сейчас, между третьим и четвертым этажами, во втором подъезде дома № 23 В-ского переулка, подставив лицо пощечинам карамельного ветра, пропитанного лужами и снегом, я узнаю, что через пару минут, через десяток шагов встречу свою единственную и безграничную любовь на все времена. Теперь я совершенно уверен: у Фроси короткие каштановые волосы. Серьги-слезки с нефритом. Квадратные очки в бордовой оправе. Она носит фиолетовые джинсы-стрейч, широкие футболки-балахоны, съезжающие набок, чтобы оголять синюю бретель лифчика и худенькое детское плечо. «Терпение, Митяй. Осталось совсем немного. Только дотащи коробку до шестого этажа, и с твоим одиночеством будет покончено навсегда. Начнется тепло, нежность и взаимопонимание», – подбадриваю я себя. И уже точно знаю, как это будет. Через пару лестничных пролетов, через пару минут она возникнет в дверях комнаты, похожая на статуэтку, выточенную из дерева. Ее руки будут спрятаны в задние карманы джинсов. Волосы чуть взъерошены. Глаза удивленно распахнуты. Она тихо произнесет: «Привет, я – Фрося», – посмотрится сквозь меня в огромное зеркало шкафа-купе. Заметит коробку возле двери, потрепанную синюю сумку, от которой пахнет электричками, поморщится из-за того, что я здорово наследил на старинном паркете прихожей. Секунду постояв, привалившись к косяку двери, она неслышно ускользнет в глубь комнаты. И будет напоминать о себе едва различимым свинганьем джинсов, кликаньем клавиатуры, щелчком раскладушки-мобильного, пшиканьем пульверизатора. Окончательно убедившись, что все именно так и случится, с нетерпением хватаю коробку и устремляюсь навстречу будущему, в два прыжка преодолевая лестничный пролет. Но с каждой новой ступенькой меня нагоняют неизбежные, горькие истины. Они воют и ноют приблизительно так: «Митяй, постой! И остынь. Куда тебя несет? Это девушка твоего бывшего одноклассника и друга Костяна Терняка. Это не твоя история, ты сейчас влипнешь, запутаешься и надолго увязнешь. Тебе что, мало разочарований? Ты что, не сыт по горло любовными треугольниками, квадратами, ромбами и прочими геометрическими фигурами, исколовшими тебя изнутри и снаружи острыми углами? Не впадай в эйфорию раньше времени, парень. И ничего не жди. Подумай, как ты будешь выкручиваться. Пора уже, Митяй, немного остепеняться, стать мудрее. Возможно, лучшим выходом из создавшейся ситуации будет, если ты прямо сейчас, с коробкой в руках, с потрепанной сумкой на плече спасешься бегством. Несись, пока не поздно, без оглядки вниз по этой завивающейся лестнице, из обманчивого уюта, тепла и музейной тишины чужого дома. От новых приключений и огорчений, которые всегда приходят парами».