Как делать погоду - Улья Нова

Нам стало известно, что расписание июньских гроз в Ялте будет полностью зависеть от распорядка дня знаменитого чародея. Вероятность выпадения осадков резко увеличится к вечеру, когда разморенный солнцем отдыхающий Дыдылдин возвращается с пляжа на ужин. Риск промокнуть под проливным дождем еще более возрастет с десяти вечера до полуночи. В это время внимание доблестного волшебника переключится на общение с радиостанцией города. А после полуночи риск разгула стихий максимально высок, потому что в это время колдун спит. Но каким бы ни был ночной ливень и сопровождающие его порывы ветра, все прекратится и сойдет на нет около семи утра, когда бодрый целитель птиц и физкультурник выйдет из пансионата на свою обычную утреннюю пробежку по городу.

Дыдылдин поделился с нами секретной информацией: в этом году в Ялту на отдых и лечение вместе с ним прибыла ученая ворона по кличке Карлуша Седьмая. В июне птица будет регулярно облетать наш город, наблюдая за чистотой на его улицах, в парках, на набережных и на пляжах. По возвращении ворона доложит волшебнику о санитарно-эпидемиологической ситуации курорта. И если ею будут замечены окурки на тротуарах, обертки от сигарет, пустые бутылки и прочий мусор, не донесенный отдыхающими до урн, город накажут непогодой. У вороны отличное зрение, ничто не укроется от ее зорких глаз. Проследит ученая птица и за количеством пьяных, которые бродят по улицам с утра пораньше, а еще за поведением людей на пляжах и в курортных кафе. Вся эта информация будет незамедлительно доставлена колдуну Дыдылдину, и если отчет его опечалит, позагорать не придется – город утонет в дожде.

Дорогие читатели! На случай если вас в июне замучает жара, а вы живете или отдыхаете вдали от Крыма, колдун Дыдылдин, борец за равные права черных котов с котами других расцветок, любезно поделился наговором, которым можно вызвать дождь. Процедура отнимет не более пяти минут. Все, что потребуется, – изо всех сил захотеть, чтобы дождь пошел, подумать о страдании трав, поразмыслить о том, как жара утомляет зверей и птиц. Это очень важно: вызывать дождь надо не в эгоистических целях помочь самому себе, а стремясь поделиться прохладой с другими людьми, животными и растениями. Смотрите на небо и повторяйте: «Дождик-дождик, лей-лей-лей. На меня и на людей». Если вы произнесете волшебные слова с открытым сердцем, маг и чародей обещает: жара спадет и прохладный, вселяющий бодрость и оптимизм ливень прольется на землю.

Напоследок Дыдылдин любезно зарядил газету «Ялтинские новости» своей неукротимой энергией. Эту лечебную страницу можно положить на подоконник, а еще лучше – прикрепить изолентой к оконному стеклу для моментального и необратимого разгона облаков, спада жары или прекращения ливня. О результатах пишите в редакцию. Хорошей вам погоды, дорогие ялтинцы и курортники! Берегите природу!»

На проходной я долго препирался с сиплыми вахтершами в мятых синих халатах. Ожидая кого-то с минуты на минуту, они насупленно следили сквозь меня за входной дверью и были глухи. Свинью пришлось оставить в пропахшей сургучом подсобке, похожей на одноместное купе. Я привязал поводок к торчащему из стены штырю. Оглядел тусклого мужичка, притаившегося в углу с кроссвордом. Строго скомандовал: «Евфросинья, сидеть! Не давай себя в обиду. Я скоро». Вырвал из пасти хитрой зверюги с интеллектом человека чей-то дерматиновый сапог, пенопластовую упаковку из-под кураги, обрывок шнура. Вместо ответа на вопрос: «А свинкой-то мы не заразимся?», – украдкой сунул низенькой вахтерше сто рублей, протянул ее высокой прокуренной напарнице развернутый паспорт, нарисовал закорючку в огромной амбарной книге. И ринулся сквозь скрипучую вертушку, оставляя позади ворчливое сипенье: «Пятый этаж. Лифт чинют. Не задерживайся, мы тут не нанимались за свиньями следить».

В сумрачном коридоре с низким потолком сновали сквозняки, пропитанные мелом, гуталином и мышами. Немного отдышавшись перед дверью с медной табличкой «Главный редактор», я постучал и вошел, стараясь казаться намного нахальнее и наглее, чем когда-либо был. Ничего не замечая от волнения, выкрикнул «здрасьте», споткнулся о ящик с отвертками и гвоздями, рванулся вперед. И наконец упал на краешек скрипучего стула перед огромным письменным столом, заваленным разноцветными бумажками, пепельницами и лоскутами. Закинул ногу на ногу. Постарался перевести дух и почувствовать себя уютно. Словно за полчаса до этого вышел в какое-нибудь красивое место Москвы, скажем, на площадь между Пречистенкой и Остоженкой, скинул шапку, ударился оземь и обернулся эдаким везучим и беспечным парнем из журнальной рекламы. С той лишь незначительной разницей, что на мне оказались:

а) студенческие джинсы Костяна, выжженная дыра на бедре которых грозила расползтись в самый неподходящий момент;

б) забрызганные грязью казаки с латунными бряцающими пряжками;

в) синий свитер, обнаруженный на балконе в изрядно загаженной голубями коробке барахла;

г) кожаная куртка, давным-давно привезенная отцом из Монголии;

д) изувеченный царапинами шлем от старенького, кашляющего на всю округу мопеда.

Все это дарило запретное ощущение чужого прошлого, давало возможность поглядывать из-под бровей, напуская на себя невозмутимый и независимый вид. Неожиданно из вороха фантиков и бумажек письменного стола вынырнул взъерошенный человечек в серой футболке. Откашлявшись, он пригладил волосы, рассеянно пробормотал «А, привет! Жди», – и скрылся за экраном необъятного серебряного ноутбука.

Значит, главный редактор вышел. Или еще не объявился. Тогда, съехав со стула и почувствовав себя почти как дома, я огляделся по сторонам и заметил еще один, черный овальный стол, заставленный стройными рядами пластмассовых индюков с ключиками, торчащими из затылков, и лиловыми ленточками, привязанными к ногам. В детстве у меня была похожая курица. Когда родители заводили ее, скрипя и скрежеща ключом в заржавелом механизме, нептица принималась воодушевленно скакать, и я становился почти счастливым. Поэтому сейчас так и подмывало схватить индюка, завести его до предела, выпустить на пол, на стол или на подоконник. И снова пережить забытый, безграничный и беспричинный детский восторг. Или хотя бы жалкий его отголосок. Я схватил самого крайнего, ярко-фиолетового индюка, расправил лиловую ленточку с надписью «сатирический журнал», потряс возле уха, ничего особенного не услышав. А потом все же поставил на место, так и не решившись завести. Зачем-то начал пересчитывать индюков большого партизанского отряда, сгорая от стыда, чувствуя себя, как всегда в подобных случаях, никчемным и нерешительным идиотом. И пока главный редактор пропадал неизвестно где, попытался распутать в памяти неподдающуюся разумному истолкованию последовательность событий, которая привела меня в этот кабинет.

Два дня назад, проснувшись рано утром, не выгуляв свинью и даже не позавтракав, я принялся названивать дипломированному колдуну погоды. У меня вдруг возникло несколько глубоких внутренних убеждений. Что раз сказка моя никак не начинается, раз вокруг простирается унылая действительность, почему бы не подшутить. Почему не подыграть сказке, ворвавшись в нее с разбега, как в отъезжающий трамвай, силой разжав двери и потеснив пассажиров на ступеньках. В необыкновенном азарте я нетерпеливо прослушивал долгие гудки в трубке. Сквозь зубы торопил: «Где же вы, волшебник?» С жадностью ожидал шепелявого «Алло!». Был готов торжественно сообщить о своем решении. Прокручивал в уме, как я скажу. О том, что, кажется, верю в него. Что согласен год совершенно бесплатно делать все, что он прикажет. При условии, что в качестве премии он снимет с меня бобину невидимых ниток, наколдует мне место под солнцем, вернет Алену и вложит ума. Все это я намеревался сказать, будучи в трезвом, бодром расположении духа, уже прилично взбудораженный и укрепленный в намерении действовать. Поэтому вслушивался в треск и помехи линии так, словно ждал последний шанс. Но каждый раз происходило следующее. Раздавался царапающий ухо щелчок. А после, перебивая друг друга, гнусаво ныли бессмысленные и безнадежные «нет-нет-нет-нет».