Мы все мертвы - Анастасия Вайолет

сказать, чего я ещё не слышал?

– Вы… правда меня выгоняете?

Джей могла задать ему тысячу вопросов. Могла расспросить про лес. Могла – про семью и про то, в чём нужна её помощь. Могла поспорить с ним или подыграть, помириться или рассориться окончательно. В конце концов, она могла бы снова побежать в лес, хоть от этой мысли и сводило мурашками всё тело. Но единственное, на чём она могла сосредоточиться, – это выгонят её или нет.

Конечно не выгонят.

Но даже если думают… Если просто думают об этом…

Из окна едва виднелись тёмные деревья.

Что, если такая мысль действительно у них проскочила? У отца, у Лины… У мамы. Бабушка-то ладно, она всегда недовольна. Но… даже если мысль? Частичка мысли?

На стены ложился мягкий золотой свет. Джей представила себе Лину в этом свете – он бы так красиво лёг на её волосы.

– Джей. – Отец в два мгновения оказался рядом с ней, сел и прижал к себе её слабое, хрупкое тело, которое предавало в самый неподходящий момент.

Тук-тук.

Мир заволокло тёмной сверкающей пеленой.

Секунда – и пелена исчезла, и на смену ей пришли боль и тошнота.

– Если хочешь… давай ты представишь себя феей. Только не в лесу, а здесь, в этом доме. Ты нужна мне, бабушке, Лине. Кто-то должен о нас заботиться, пока мы работаем с травами. – Он помолчал, а затем сжал её руки. – Пожалуйста, Джей. Ты нам нужна, очень нужна. Ты будешь нашей феей, без которой мы… ну просто развалимся.

Лес, наверное, шелестел и звал её издалека. Мог бы он принять её? По-настоящему? Впустить в свои объятия и заключить в мир цветов, деревьев и добрых фей?

В общем-то, она всегда могла вернуться. Необязательно лишаться надежды. Быть может, рано или поздно…

«Ты тешишь себя надеждами, которые не сбудутся. Никто и никогда тебя не примет».

Джей издала медленный тяжёлый вздох и со вздохом этим повернулась к отцу, молча кивая. Смаргивая слёзы. Стало горько и больно – так, словно кто-то её душил и избивал одновременно.

Она не должна отказываться от истинной себя. Просто… затаиться. Побыть феей внутри семьи; и главное – быть с мамой.

А потом, когда она повзрослеет… Кто сможет остановить её потом?

«Я не хочу быть целительницей, но я так хочу быть частью семьи», – хотела сказать Джей, но не нашла в себе сил.

* * *

Джей вышла на крыльцо дома, подставив лицо тёплому закатному солнцу. Скоро темнота. Скоро – заключение в доме.

Увидела красный полукруг, утопавший в белом поле. Услышала чьи-то голоса – и спустя секунду распознала голос Марты, рыжей девушки с яркими веснушками, которая их стеснялась и вечно пыталась скрыть лицо за длинными прядями.

Она не хотела поворачиваться.

Марта хохотала над чьей-то шуткой, и в разговоре прозвучали новые женские нотки. Погрубее и построже, повзрослее.

Джей повернулась: Марта шла со своей сестрой с прогулки по полю и, увидев Джей, помахала ей рукой с самой доброй и очаровательной улыбкой. Красивее, наверное, только у Лины.

Марта тут же поправила волосы, закинув пряди на лицо. Она всегда так делала, чтобы скрыть свои веснушки и чересчур крупные, как она считала, щёки.

Джей слегка улыбнулась, вдруг осознав, что в глазах у неё стояли слёзы.

Подбежать бы сейчас к Марте, потрясти бы её за плечи, стряхнуть бы с неё все страхи и заставить увидеть себя… такой. Какой её видят, наверное, все остальные – кроме неё, дурочки, которая прячет самые красивые в мире веснушки.

Интересно, кто-то думает так про неё саму? Про Джей? «А, это та девочка Крейнов, которая нечасто выходит на улицу, а зря – она же такая красивая!»

«Даже думать об этом забудь».

Джей вздрогнула. Она достаточно видела и слышала в доме Крейнов, чтобы не удивляться голосам в голове, – но что-то в этом было не так.

Марта с сестрой уходили, и голоса их таяли в общей тишине.

На закате у них всегда было так. Чуть дальше в деревню – и детские крики, и перешёптывания, и зазывания на рынке. А чем ближе к полю и лесу – тем тише, и все, кто гулял в полях, обязательно возвращались до темноты.

Дом позади неё тоже был глух.

«Никто о тебе так не думает, потому что никто тебя даже не знает. Серьёзно, с кем ты хоть раз нормально общалась за последний год?»

Джей смотрела в спину Марты, пока та не исчезла среди домов. Ветер густел, начинали трещать цикады.

В детстве она много общалась с детьми. Делала бы это и теперь – но отец завалил её учёбой и ограничениями, и дом стал огромной деревянной клеткой, из которой видна самая сладкая в мире свобода.

Лес.

«Ты хоть сейчас можешь побежать за Мартой».

Она могла бы.

Джей опустила взгляд на свои ноги. В красных туфлях, перешедших ей от Лины, стёртых и уже больше розовых, чем красных, – отец обещал ей купить и новые туфли, и новую одежду, и что угодно, если она возьмётся за ум.

Просто дай им сигнал. Ноги поведут тебя к Марте, и ты тоже будешь смеяться, и громко разговаривать, и делать всё то, что делают люди, когда им весело и хорошо.

«Но ты так не сделаешь».

Почему же?

«Потому что тебя даже семья твоя не приняла. Неужели ты думаешь, что тебя примут едва знакомые люди?»

Джей вздохнула, не находя слов. Красный полукруг исчез, и последние дома Белой Земли погружались в вязкую мерцающую темноту. Где-то далеко-далеко завыли потревоженные птицы.

Джей повернулась к двери и схватилась за золотистую круглую ручку, не решаясь ни повернуть её, ни оставить в покое.

Ей тринадцать. Она уже почти взрослая. Она в любой момент может прийти к отцу, сказать, что хочет стать целительницей и частью семьи, и для неё всё изменится к лучшему, и сама она станет полноправной взрослой Джей Крейн.

Но мысль эта ощущалась как предательство. Предательство всего, во что она верила и к чему стремилась.

Лина

Джей сходила с ума. Мысли её хаотично разбегались, перед глазами всё темнело и плыло. Днём, в жару, она едва могла двигаться по комнате.

Гости то стояли на крыльце, то ходили по улице, и Джей изредка встречалась с ними взглядами. Они никуда не исчезали надолго, и, когда она думала, что наконец-то они ушли, силуэты её друзей и знакомых вновь появлялись за окном, смотрели в него и улыбались своими ужасными чёрными ртами.

Всё было плохо, так плохо, что она не могла уже думать о маме и сестре. О прошлом, в котором, казалось, единственной её проблемой было непонимание отца.

Джей вспомнила, как он учил её делать саше с вербеной – для привлечения денег и удачи в дом, для помощи в их длинном пути.

«Жди отца. Он поможет. Он вытащит тебя из этого ужаса, но тебе нужно подождать».

Она сидела на ступеньках, прислонившись к стене. Всё вокруг было раздражающе тёплым. Стены, окна, ступеньки и воздух. Хотелось закопать всё в огромных кубиках льда.

Иногда она думала сжечь дом и уйти.

– Почему не уйдёшь?

Это был её голос, голос Лины. На удивление низкий для юной девушки.

Джей напряглась, сжав ноги и руки почти до судорог, вглядываясь сухими уставшими глазами в размытую картинку вокруг. Вот он, силуэт. Высокое тонкое тело шагает вниз и садится рядом, на пару ступенек выше. Джей моргнула, и картинка стала более чёткой: эта была Лина, Лина во всём – от длинных волос до худых ног – но только не в глазах.

Глаза её светились красным.

Почти сразу Джей поняла, что это гость, и приняла это, не сделав ни одного движения, не закричав, не попытавшись отстраниться.

Гости разрушили её оборону. Пробрались в дом – единственное безопасное место в деревне. Раньше это, может, ввело бы её в панику, но сейчас…

Не успела Джей об этом подумать, как картинка снова размылась и всё тело сковало тяжестью.

Спать. Надо спать. И нельзя.

– Так почему не уйдёшь-то? – будничным тоном спросила Лина-гость, поправляя волосы.

Это она любила всегда: говорила, что в волосах заключена вся её сила целительницы, и постоянно вертела в руках золотистую прядь.

– Не хочу.

Но иногда Джей хотела.