Тоннель - Яна Михайловна Вагнер

надо, почему ты им не звонишь, я тебя закопаю, сука, ну позвони им, пожалуйста. И все это время его страдающая сломанная рука ни разу даже не дернулась, терпеливо сносила болезненные манипуляции, которые совершал над ней неловкий маленький стоматолог, как будто существовала отдельно, сама по себе, и цель у нее была собственная — получить помощь, неважно от кого.

— Всё, — наконец сказал доктор. — Ну всё, всё, я закончил. Вот ваши часы, смотрите, я сюда их положу, видите? Вот. А теперь вам надо лечь. У вас сотрясение, вам правда надо лежать.

— Не хочу я лежать, — вяло сказал мальчик-Фольксваген и лег. — Это какой-то бред всё. Адский какой-то бред.

— Да, — сказал доктор. — Я знаю.

— Вы правда не можете позвонить? — спросил мальчик, лежа на спине и глядя в бетонный свод потолка.

— Правда не могу, — ответил доктор. — Извините.

— Бред, — сказал мальчик, моргнул, и закрыл глаза, и задышал медленнее.

Доктор прислонился плечом к решетке, вытер последней стерильной салфеткой лицо, как мог оттер руки и наконец сунул ее в карман, чтобы не мусорить. Все вокруг и так было грязное, и сам он чувствовал себя грязным, пальцы были липкие, зудела исцарапанная грубыми прутьями щека, и щипало подмышки. Никакая салфетка не помогла, конечно, тут помог бы только душ, долгий прохладный душ. В переноске у стены обиженно, на одной ноте кричал кот, и доктору показалось, что он как будто даже охрип.

— Ну, ну, — сказал он коту и придвинул к себе переноску. — Потерпи.

— Вы не уйдете же, правда? — сонно спросил мальчик-Фольксваген. — Пока они не приедут.

— Не уйду, — сказал доктор. — Я тут посижу с вами, постарайтесь поспать.

Он мучительно, до хруста зевнул и посмотрел на часы. Без пяти два, прекрасно. Совсем они не торопятся. И ночевать теперь, похоже, придется даже не в машине, а прямо здесь, сидя на асфальте среди осколков стекла. Какая же бесполезная дрянь эти современные автомобильные аптечки, ни обезболивающих, ни антисептика, даже йода нет. Тоже мне, первая помощь. Кто придумывал этот идиотский список, написать бы письмо какое-нибудь открытое или даже статью, да, точно, статью. Ну боитесь вы людям лекарства класть в аптечку, тогда сделайте так, чтобы скорая сразу приезжала, и не запирайте их в тоннелях на всю ночь. Сам-то никто и хлоргексидина себе пузырек в машину не купит, вот и я не купил, даже я ведь не купил, идиот.

Мысли замедлялись, жужжала над головой потолочная лампа, пахло бензином и разлившимся маслом, и доктор начал засыпать, не замечая, что засыпает, продолжая думать, какую напишет статью и кому ее можно было бы показать, ну или правда просто пост выложить в Телеграме, язвительный, остроумный пост, который все прочитают, и даже придумал первую фразу, но тут его похлопали по плечу, и он вздрогнул, открыл глаза и увидел пакетик молока, маленький картонный квадратик с нарисованным румяным младенцем, зажатый в женской руке, и сначала даже не понял, зачем это и что ему с ним делать.

— Вот, — сказала незнакомая женщина. — Котику вашему. Плачет он у вас так, слушать прямо невозможно.

— Спасибо, — сказал доктор и взял квадратик. — Спасибо большое. Ему просто надоело сидеть взаперти.

— А кому не надоело, — сказала женщина и собралась уходить.

— Простите, — сказал доктор. — А... воды у вас нет случайно? Не могли бы вы принести немного? Не мне, для него. Понимаете, ему сейчас надо много пить.

Женщина остановилась, скрестила руки на груди и поглядела на молодого Фольксвагена, который перестал жаловаться и тихо спал за решеткой.

— Они думают, им все можно, — сказала она медленно. — Ездить на красный, людей давить на переходах. Обнаглели совсем, что хотят, то и делают, а чего им. Папочка все равно отмажет. Вот пускай ему папочка воду и приносит. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 01:35

— В первую очередь, — сказал желтый человек, — необходимо составить как можно более подробный список всех, кто находится в тоннеле. Профессия, пол, возраст. Особое внимание обратить на грузовые машины — выяснить характер груза, по возможности собрать транспортные накладные. Действовать надо спокойно, четко и главное — быстро. Самое позднее через два часа у нас должна быть полная информация о том, сколько людей в тоннеле и кто они. Задача понятна?

— Так а что мне им говорить-то? — спросил капитан, который снова уже начинал злиться, потому что за последние несколько часов только ленивый не сообщил ему, в чем его задача. — Они спрашивают все, а я ж сам ничего...

— Вам задача понятна, капитан? — перебил желтый. — Никаких лишних разговоров, вы просто составляете список. Если начнут задавать вопросы, отвечайте, что это стандартная процедура. Вы полицейский, люди будут сотрудничать.

Капитан вспомнил неуютное одиночество, с которым час назад стоял возле решетки под взглядами нескольких сотен сердитых людей, и позволил себе непочтительно покачать головой.

— Не очень-то они уже готовы. Сотрудничать, — сказал он мрачно. — А через два часа вообще не знаю.

— А вы возьмите ситуацию под контроль, — резко сказал желтый. — Это ваша работа. Панику нельзя допустить ни при каких обстоятельствах. Управлять ситуацией можно только при условии, что люди способны вас слышать, и вам надо сделать так, чтобы они слушали. Беспокоиться и задавать вопросы они начинают, только если ничем не заняты, так что найдите им занятие. Люди устроены просто, и, если дать им объяснение, любое, они его примут. Хаоса не хочет никто, это неестественное состояние, всем нужен план. Придумайте им план — и выиграете время. Пускай они у вас сами, например, друг друга переписывают. Привлекайте всех, кто кажется вам надежным, назначьте ответственных, раздайте поручения. Соберите активную группу наконец, и пусть в ней будет как можно больше крепких мужчин. И забудьте пока про оружие, считайте, что у вас его нет. Против толпы оно работает недолго, а панику мы себе сейчас позволить не можем. Это понятно?

Озадаченный тем, как часто в этом недлинном странном разговоре звучало слово «оружие», капитан нахмурился и машинально коснулся висящей на поясе кобуры, и рядом тут же, как оживший робот, шевельнулся бледный телохранитель. Причем ожил не целиком, лицо его по-прежнему ничего не выражало, глаза были тусклые и смотрели прямо перед собой, на укрытые пледом колени его желтолицего шефа, и только рука вдруг оказалась под мышкой и замерла там. Капитан посмотрел на эту некрупную руку, прислушался к себе и понял, что никаких больше вопросов задавать не хочет, а хочет он поскорее оказаться снаружи, в душном бетонном коридоре, плотно уставленном машинами, как можно дальше отсюда и больше не возвращаться. Проверить, не заработал ли передатчик в патрульном автомобиле, послать болтливую тетку из Пежо туда, где ей самое место, найти бестолкового старлея и дать ему по мозгам и решить наконец проблему со сбежавшим арестованным, за которого с него, капитана, снимут голову по-настоящему примерно через час после того, как откроются сраные ворота. Словом, заняться нормальными делами, и чтоб вся эта компания клоунов в лимузине дальше играла в гребаного Доктора Зло сама, без него. Виски у них, блядь, в графине. Сумасшедший старик с пледом. Они б еще ров с крокодилами вокруг своего Майбаха прокопали. Елки, как он попался вообще? Ксиву сейчас любую