Рудольф Нуриев - Мария Баганова

В 1808 году здание театра уничтожил пожар и его отстроили заново менее чем за год. В первой половине XIX века на сцене «Ковент-Гардена» чередовались оперы, балеты, драматические постановки с участием выдающихся трагиков Эдмунда Кина и Сары Сиддонс. Однако в 1856 году театр во второй раз сгорел. Третий театр «Ковент-Гарден», существующий до сих пор, был построен в 1857–1858 годах по проекту Эдуарда Мидлтона Барри и открылся 15 мая 1858 года постановкой оперы Мейербера «Гугеноты». Во время Первой мировой войны театр был реквизирован и использовался как склад. Во время Второй мировой войны в здании театра был танц-зал.

В 1946 году в стены «Ковент-Гардена» вернулся балет: 20 февраля театр открылся «Спящей красавицей» Чайковского. Сами англичане считают свой национальный балет продолжением русских сезонов Дягилева. Интерес к балету в Британии в самом деле зародился со времени первых гастролей в Лондоне дягилевской труппы, состоявшей из артистов Мариинского театра. Даже сами англичанки, выступая у Дягилева, меняли свои имена на русские: так, Хильда Маннинге стала Лидией Соколовой. Положение изменилось в двадцатые годы, когда среди артистов Дягилева сверкнула Нинет де Валуа — это был сценический псевдоним британки Идрис Станнус. После окончания сценической карьеры в конце пятидесятых годов, руководствуясь приобретенным у Дягилева опытом, эта женщина фактически создала английский Королевский балет.

Очень жесткая по характеру Нинет де Валуа взяла Нуриева под свою опеку, и он подчинился, покорился ей. Эти две необычайно талантливые и умные, но уже не очень молодые женщины — Марго Фонтейн и Нинет де Валуа — легко справлялись с одаренным, но таким сумасбродным мальчишкой, воспитав из него действительно гениального артиста.

Первой совместной постановкой Фонтейн и Нуриева с Королевский балетом стала «Жизель». Премьера состоялась в театре «Ковент-Гарден», это выступление имело феерический успех. Билеты были заранее распроданы по подписке, а накануне спектакля их перепродавали на черном рынке вчетверо дороже.

В отличие от советской, воспитанной на классово правильном Альберте, западная публика видела Альбертов самых разных — подлых, рассудочных, мужественных, влюбленных. Нуриев представил ей нового героя — легкомысленного мальчишку, увлеченного, не рассуждающего. Он потворствует своим желаниям, не задумываясь о последствиях, и лишь гибель Жизель заставляет его повзрослеть. В втором акте он уже иной — потрясенный, почти сломленный. Но через страдание, соприкоснувшись со смертью, Альберт Нуриева приходил к возмужанию.

Фонтейн к моменту встречи с Нуриевым танцевала Жизель уже пятнадцать лет, и ей казалось, что она уже полностью исчерпала образ наивной крестьянской девушки. Но тут в ее игре появились новые оттенки. Когда Жизель, отняв измученного Альберта у вилис, баюкала его голову, в зале стояла гробовая тишина.

Когда Нуриев и Фонтейн вышли на поклон, их встретили невиданными овациями. Занавес поднимали 23 раза. Фонтейн вынула из своего букета алую розу и протянула ее Нуриеву, тот благодарно упал перед ней на колени и покрыл ее руку поцелуями. Зал был в восторге, но сама Фонтейн потом запретила Нуриева повторять подобное. Она считала, что преклонение колен подчеркивает ее возраст.

«Чувственный пыл Нуриева стал идеальным контрастом выразительной чистоте Фонтейн, рождающейся из нетронутых запасов страсти и воздушной грации», — так описала их дуэт Диана Солуэй. В танце Фонтейн появились страстность, женственность и воодушевление, чего, по мнению некоторых критиков, ей ранее не хватало. А танец Нуриева приобрел поэтичность и рафинированность, свойственные Фонтейн. Пара производила потрясающее впечатление на зрителей. Как говорил потом сам Нуриев, публика была захвачена их танцем потому, что они сами были захвачены своей работой.

Очень скоро из героя-однодневки Нуриев превратился в настоящую звезду. Публика воистину сходила с ума. Попасть на спектакль с участием дуэта Фонтейн — Нуриев было просто невозможно. По воспоминаниям одного из сотрудников концертного бюро, устраивавшего гастроли Королевского балета в Америке, это была настоящая истерия. Люди разбивали палатки возле здания «Метрополитен-опера» и дежурили по трое суток, чтобы достать билеты.

Посмотреть на Нуриева приходили Грета Гарбо и Жаклин Кеннеди. Марлен Дитрих откровенно с ним флиртовала. Джон Персиваль, балетный критик Times, сказал о Фонтейн и Нуриеве: «Партнерство, подобное этому, мы никогда не видели раньше и не увидим вновь. Уникальные и сверкающие таланты, каждый самостоятельно превосходен и очень отличен от другого, соединились вместе, чтобы создать еще более великое».

О Нуриеве вполне справедливо писали впоследствии, что в его исполнении были свои недостатки. Однако мужской танец становился не только равноправным с женским, но ив исполнении Нуриева обретал самостоятельное значение, наполненный не меньшей красотой и выразительностью. Он показываой на балетной сцене красивое мужское тело, не боясь его обнажать и умело используя грим. Многим притягательность Нуриева казалась волшебной, магической. Большой эффект производила на зрителей его экзотическая внешность с резкими, восточными чертами лица, экспрессивная, выразительная пластика, а самое главное — неугасимый внутренний огонь, который был виден в каждом его движении и жесте.

Но премьера «Жизели» принесла Нуриеву и огорчение: Эрик Брюн приревновал его к роли. Ранее он сам танцевал Альберта и был прекрасным Альбертом — но не таким, как Нуриев.

Шесть лет назад, танцуя в паре со стареющей примой Алисией Марковой (англичанкой из труппы Дягилева, взявшей русский псевдоним), он ошеломил мир балета, покорив публику безупречной техникой — но он не внес новизны в образ героя. Успех был бурным — но не таким бурным, как сейчас у Нуриева. И никогда на его долю не выпадало таких оваций. Эрик бросился вон из театра, Нуриев за ним, а следом ринулись восторженные поклонницы. Это была их первая размолвка — потом таких будет еще много. Постоянная ревность, соперничество, ссоры, примирения — и неприходящая потребность друг в друге.

Трудности в их отношениях усугубились после того, как всевластная Нинет де Валуа заключила годичный контракт с Нуриевым, отвергнув Эрика Брюна. Тот действительно потерял уверенность в себе: спокойному уравновешенному датчанину было невозможно выдержать сравнение с необузданным татарским темпераментом Нуриева, которого позднее назовут «Чингисханом сцены». Понимая это, Эрик замкнулся в себе, его манера сделалась схематичной, лишенной души, разладилось взаимопонимание с партнершей.

Обиженный и разозленный Эрик Брюн вернулся в Копенгаген. Там он пробыл недолго, а Руди звонил ему каждый день. Потом приехал навестить. И тут в довершение бед у Эрика Брюна скоропостижно умерла мать, которую он очень любил. Рудольф, разлученный со своей матерью, искренне сочувствовал ему в его горе.

Но вместе они пробыли недолго: Брюн заключил контракт с Сиднейской оперой. Рудольф Нуриев очень тосковал по нему и поначалу звонил ежедневно — а Эрик не желал с ним говорить. Улаживала конфликт чудесная женщина, балерина, бывшая невеста Эрика Соня Арова, искренне полюбившая обоих. Она подолгу объясняла Рудольфу, что далеко не всем людям нужно, как ему, выплеснуть свои проблемы на других. Что некоторые предпочитают замыкаться в себе и переживать все молча. Рудольф понимал. ине понимал. Желая объясниться, он взял отпуск и сам отправился в Сидней. Надо заметить, что Рудольф Нуриев, много гастролировавший и облетевший весь земной шар, несмотря на это, страдал аэрофобией и летать очень боялся. Но тут желание встретиться с любимым человеком пересилило страх. Однако во время полета произошел инцидент, который сам Нуриев вспоминал с ужасом.