Как по лезвию - Александр Николаевич Башлачев

class="v">С восемнадцати лет

Он играл что попало

Для крашеных женщин и пьяных мужчин.

Он съедал в перерывах по паре холодных котлет.

Музыкант полысел.

Он утратил талант.

Появилось немало морщин.

Он любил тот момент,

Когда выключат свет

И пора убирать инструмент.

А после игры,

Намотав на кулак электрические шнуры,

Он вставал у окна.

И знакомый халдей приносил ему рюмку вина.

Он видел снег на траве.

И безумный оркестр собирался в его голове.

Возникал дирижер,

Приносил лед-минор и горячее пламя-мажор.

Он уходил через черный ход,

Завернув килограмм колбасы

В бумагу для нот.

Он прощался со мной,

Он садился в трамвай,

Он, как водится, ехал домой.

И из всех новостей

Самой доброй была

Только весть об отъезде детей.

Он ложился к стене.

Как всегда,

Повернувшись спиной к бесполезной жене.

И ночью он снова слышал

Эту музыку...[125]

И наутро жена начинала пилить его

Ржавым скрипучим смычком.

Называла его паучком

И ловила дырявым семейным сачком.

Он вставал у окна,

Видел снег. Он мечтал о стакане вина.

Было много причин,

Чтобы вечером снова удрать

И играть

Для накрашенных женщин

И их безобразных мужчин.

Он был дрянной музыкант.

Но по ночам он слышал музыку...[126]

Он спивался у всех на глазах.

Но по ночам он слышал музыку...[127]

Он мечтал отравить керосином жену.

Но по ночам...

Палата № 6

Хотел в Алма-Ату — приехал в Воркуту.

Строгал себе лапту, а записали в хор.

Хотелось «Беломор» — в продаже только «Ту».

Хотелось телескоп — а выдали топор.

Хотелось закурить — но здесь запрещено.

Хотелось закирять — но высохло вино.

Хотелось объяснить — сломали два ребра.

Пытался возразить, но били мастера.[128]

Хотелось одному — приходится втроем.

Надеялся уснуть — командуют: «Подъем!»[129]

Плюю в лицо слуге по имени народ.

Мне нравится БГ, а не наоборот.[130]

Хотелось полететь — приходится ползти.

Старался доползти — застрял на полпути.

Ворочаюсь в грязи. А если встать, пойти?

За это мне грозит от года до пяти.

Хотелось закричать — приказано молчать.

Попробовал ворчать — но могут настучать.

Хотелось озвереть, кусаться и рычать.

Пытался умереть — успели откачать.

Могли и не успеть. Спасибо главврачу

За то, что ничего теперь хотеть я не хочу.

Психически здоров. Отвык и пить, и есть.

Спасибо, Башлачев. Палата номер шесть.

Прямая дорога

Все на мази. Все в кайф, в струю и в жилу.

Эта дорога пряма, как школьный коридор.

В брюхе машины легко быть первым пассажиром,

Имея вместо сердца единый пламенный мотор.

Мы аккуратно пристегнуты ремнями.

Мы не спешим. Но если кто догонит нас —

То мы пригрозим им габаритными огнями

Затянем пояса. Дадут приказ — нажмем на газ.

А впрочем, если хошь — давай, пролезай к шоферу.

Если чешутся руки — что ж, пугай ворон, дави клаксон.

А ежели спеть — так это лучше сделать хором.

Пусть не слышно тебя, но ты не Элтон Джон и не Кобзон.

Есть правила движения, в которых все молчком.

И спектр состоит из одного предупредительного цвета.

Дорожные знаки заменим нагрудным значком,

И автоматически снижается цена билета.

Трудно в пути. То там, то тут подлец заноет,

Мол, пыль да туман, сплошной бурьян и нет конца.[131]

Но все впереди. На белом свете есть такое,

Что никогда не снилось нашим подлецам.

Стирается краска на левой стороне руля.

На левых колесах горит лохматая резина,

Но есть где-то сказка — прекрасная земля,

Куда мы дотянем, лишь кончится запас бензина.

Судя по карте, дорога здесь одна.

Трясет на ухабах — мы переносим с одобреньем.

Ведь это не мешает нам принять стакан вина

И думать о бабах с глубоким удовлетвореньем.

Мы понимаем, что в золоте есть медь.

Но мы научились смотреть, не отводя глаза.

Дорога прямая. И в общем рано петь:

— Кондуктор, нажми на тормоза...

Сентябрь 1984

(Приводится по распечатке Людмилы Воронцовой, 1984)

Осень

Ночь плюет на стекло черным.

Лето прошло. Черт с ним.

Сны из сукна. Под суровой шинелью спит северная страна.

Но где ты, весна? Чем ты сейчас больна?

Осень. Ягоды губ с ядом.

Осень. Твой похотливый труп рядом.[132]

Все мои песни июня и августа осенью сожжены.

Она так ревнива в роли моей жены.

Мокрый табак. Кашель.

Небо как эмалированный бак с манной кашей.

И по утрам прям надо мной капает ржавый гной.

Видно, Господь тоже шалил весной.

Время бросать гнезда.

Время менять звезды.

Но листья, мечтая лететь рядом с птицами, падают только вниз.

В каждом дворе осень дает стриптиз.

Кони мечтают о быстрых санях — надоела телега.

Поле — о чистых, простых простынях снега.

Кто смажет нам раны и перебинтует нас? Кто нам наложит швы?

Я знаю — зима в роли моей вдовы.

Минута молчания

Легче, чем пух, камень плиты.

Брось на нее цветы.

Твой плеер гоняет отличный рок,

Но зря ты вошел с ним за