Как по лезвию - Александр Николаевич Башлачев

эту ограду.

Зря ты спросил, кто сюда лег.

Здесь похоронен ты.

Это случилось в период мечты

Стать первой звездой своего хит-парада.

Я жил радостью встреч

И болью прощания.

Смотри на меня.

Ведь мы говорим, значит, можем петь песни.

Постой! Нас может сжечь минута молчания.

Не бойся огня.

Ведь если сгорим,

Значит снова воскреснем.

Твой «Телекастер» красив, как кастет,

Но твой микрофон, как кляп.

И кто сосчитал, сколько монет

Брошено мимо протянутых шляп.

Несколько лет, несколько зим...

Ну как ты теперь, звезда?

Несколько Лен, несколько Зин

И фото в позавчерашней газете...

Но чем пахнет вода

В твоем роскошном клозете?

Ты спекулируешь сказкой о лучших мирах,

Нуждаясь в повышенной дозе наркоза.

И вновь прячешь свой прах

В стандартной кассете.

Я вижу, как ложь превращается в страх,

И это логичная метаморфоза.

Ты продаешь радужный грим.

Ты покупаешь дым.

Скучно дразнить мертвого льва[133]

И пить с тобой спирт из высоких фужеров.

Ты не поймешь меня.

Ты не шагнешь через себя к себе.

Так не лги о борьбе — велики все слова

Тебе — лилипуту в стране Гулливеров.

Забудь боль наших встреч

И радость прощания.

Я вижу, огню больше нечего сжечь.

Тебе, как обычно, пора на конвейер.

И все же попробуй сберечь минуту молчания.

Но ты бросишь цветы

На край могильной плиты.

Потом улыбнешься и включишь свой плеер.

Час прилива

Час прилива пробил.

Разбежались и нырнули.

Кто сумел — тот уплыл.[134]

Остальные утонули.

А мы с тобой отползли

И легли на мели.

Мы в почетном карауле.

Мы никому не нужны,

И не ищет никто нас.

Плеск вчерашней волны[135]

Повышает общий тонус.

У нас есть время поплевать в облака.

У нас есть время повалять дурака

Под пластинку «Роллинг Стоунз».

Безнадежно глупа

Затея плыть и выплыть первым.

А мы свои черепа

Открываем, как консервы.

На песке расползлись

И червями сплелись[136]

Мысли, волосы и нервы.

Это — мертвый сезон.

Это все, что нам осталось.

Летаргический сон

Унизителен, как старость.

Пять копеек за цент.

Я уже импотент.

А это больше, чем усталость.

Девяносто заплат.

Блю-джинс добела истерты.

А наших скромных зарплат

Хватит только на аборты.

Но, как прежде, звенят

И, как прежде, пьянят

Примитивные аккорды.

Час прилива пробил.

Разбежались и нырнули.

Кто умел — тот уплыл.

Остальные утонули.

А мы с тобой отползли

И легли на мели.

Мы в почетном карауле.

Влажный блеск наших глаз

Влажный блеск наших глаз

Все соседи просто ненавидят нас

А нам на них наплевать,

У тебя есть я, а у меня — диван-кровать.[137]

Платина платья, штанов свинец

Душат только тех, кто не рискует дышать.

А нам так легко. Мы наконец

Сбросили все то, что нам могло мешать.

Остаемся одни,

Поспешно гасим огни

И никогда не скучаем.

И пусть сосед извинит

За то, что всю ночь звенит

Ложечка в чашке чая.

Ты говоришь, я так хорош...

Это оттого, что ты так хороша со мной.

Посмотри — мой бедный еж

Сбросил все иголки. Он совсем ручной.[138]

Но если ты почувствуешь случайный укол,

Выдерни занозу, обломай ее края.

Это оттого, что мой ледокол

Не привык к воде весеннего ручья.[139]

Ты никогда не спишь.

Я тоже никогда не сплю.

Наверное, я тебя люблю.

Но я об этом промолчу,

Я скажу тебе лишь

То, что я тебя хочу.

За окном — снег и тишь...

Мы можем заняться любовью на одной из белых крыш.

А если встать в полный рост,

То можно это сделать на одной из звезд.

Наверное, зря мы забываем вкус слез.

Но небо пахнет запахом твоих волос.

И мне никак не удается успокоить ртуть,

Но если ты устала, я спою что-нибудь.

Ты говоришь, что я неплохо пою.

И в общем это то, что надо.

Так это очень легко.

Я в этих песнях не лгу,

Видимо, не могу.

Мои законы просты —

Мы так легки и чисты.

Нам так приятно дышать.

Не нужно спать в эту ночь,

А нужно выбросить прочь

Все, что могло мешать.

Ржавая вода

Красною жар-птицею,

салютуя маузером лающим,

Время жгло страницы,

едва касаясь их пером пылающим.

Но годы вывернут карманы —

дни, как семечки,

валятся вкривь да врозь.

А над городом — туман.

Худое времечко

с корочкой запеклось.

Черными датами

а ну, еще плесни на крышу раскаленную!

Лили ушатами

ржавую, кровавую, соленую.

Годы весело гремят пустыми фляжками,

выворачивают кисет.

Сырые дни дымят короткими затяжками

в самокрутках газет.

Под водопадом спасались, как могли,[140]

срубили дерево.

Ну, плот был что надо,

да только не держало на воде его.