Ленин. Дорисованный портрет - Сергей Кремлев
Шрифт:
Интервал:
Это должен уяснить себе каждый рабочий, который хочет понимать, что такое штрафы…»[42]
Для начального политического образования рабочей массы брошюра Ленина о штрафах была нужна, пожалуй, не менее, чем сам «Манифест Коммунистической партии» Маркса и Энгельса. Достаточно сказать, что в декабре 1895 года она была отпечатана огромным для нелегального издания тиражом в три тысячи экземпляров, а в 1897 года переиздана в Женеве.
На обложке первого издания в целях конспирации указали вымышленные данные: «Издание книжного магазина А. Е. Васильева, Херсон, типография К. Н. Субботина, Екатерин. ул., д. Калинина. Продаётся во всех книжных магазинах Москвы и С.-Петербурга». На титуле стояло: «Дозволено цензурою. Херсон. 14 ноября 1895 г.».
В действительности же брошюру отпечатали в петербургской нелегальной Лахтинской типографии, принадлежащей «Группе народовольцев». О налаживании контактов с ней Ленин сообщил Аксельроду[43]. Типографию держали так называемые «народовольцы четвёртого листка», то есть те народовольцы, которые в № 4 своего периодического органа «Листок» высказались за марксистский взгляд на историю, ставивший во главе дела политическую борьбу рабочего класса[44].
Итак, начало было положено, и должно было последовать продолжение — был готов первый номер первой нелегальной российской социал-демократической газеты «Рабочее Дело» — органа «Союза борьбы». Увы, свет он так и не увидел… В ночь с 8-го на 9 декабря 1895 года на квартире Н. К. Крупской проходило заседание руководящей группы «Союза», где обсуждался подготовленный к печати первый номер. И в ту же ночь начались аресты. На квартире Ванеева полиция захватила оригинал первого номера газеты.
Брали с разбором — ту же Крупскую тогда не тронули. Были арестованы Анатолий Ванеев, Пётр Запорожец, Глеб Кржижановский, Александр Малченко, Василий Старков, Александр Потресов и сам Ленин. Из рабочих арестовали Василия Шелгунова, Никиту Меркулова, Ивана Яковлева, Бориса Зиновьева, Петра Карамышева и других.
Арестованные, и Ленин в том числе, были отвезены в печально известный Петербургский дом предварительного заключения на Шпалерной улице. Здесь, в одиночной камере № 193, Ильичу предстояло провести четырнадцать месяцев.
За три дня до ареста, 5 декабря 1895 года, он написал письмо в Москву матери:
«Получил вчера письмо от Анюты, дорогая мамочка, сообщающее, что ты думаешь ехать с Ардашевыми (родственники по линии матери. — С. К.) в Казань, и спешу написать тебе.
Ардашевы собирались ехать сегодня. Д. А. (Ардашев, нотариус. — С. К.) мне предлагает взять дело об утверждении в правах наследства его родственника, но пока мы ещё не вполне согласились.
Живу я по-прежнему. Комнатой не очень доволен — во-первых, из-за придирчивости хозяйки; во-вторых, оказалось, что соседняя комната отделяется тоненькой перегородкой, так что всё слышно и приходится иногда убегать от балалайки, которой над ухом забавляется сосед. К счастью, это бывало до сих пор не часто. Большей частью его не бывает дома, и тогда в квартире очень тихо.
Останусь ли я тут ещё на месяц или нет — пока не знаю. Посмотрю. Во всяком случае, на рождество, когда кончается срок моей комнаты, не трудно будет найти другую.
Погода стоит теперь здесь очень хорошая, и моё новое пальто оказывается как раз по сезону…»[45]
Обычное житейское письмо, только автор его — не обычный квартирант дешёвой столичной квартирки, и «комната» ему уже определена — хотя он об этом ещё и не знает — в «казённом доме».
Впрочем, возможность ареста Ленин предполагал и заранее предупреждал старшую сестру Анну, чтобы в этом случае мать в Питер не пускать, поскольку она неизбежно начнёт ходить по разным «присутствиям» с хлопотами, неизбежно вызывающими в памяти тяжёлые дни хлопот за старшего сына Сашу[46].
Но когда арест стал фактом, никто Марию Александровну в Москве удержать, конечно, не смог, и она приехала, и ходила, и хлопотала, неся свой крест со свойственными ей достоинством и благородством.
По времени ареста Ленина и его товарищей стали полушутливо называть в своей среде «декабристами», но это была лишь внешняя аналогия — у царизма появились оппоненты принципиально более серьёзные чем те, что вышли 14 декабря 1825 года на Сенатскую площадь Санкт-Петербурга.
В СОРОК шестом томе Полного собрания сочинений на страницах с 443-й по 447-ю помещены протоколы четырёх допросов Ленина. Первый раз — 21 декабря 1895 года — его допрашивал подполковник Клыков, а потом — 30 марта, 7 мая и 27 мая 1896 года — подполковник Филатьев.
Ситуация была, конечно, драматической, тут было не до смеха, но я очень предполагаю, что, отвечая на вопросы жандармов, Ильич внутренне посмеивался. Во всяком случае, внутренней дрожи он явно не испытывал, хотя был собран и сосредоточен. Его линия поведения на следствии полностью укладывалась в русскую пословицу: «Я не я, и лошадь не моя, и я не извозчик!».
Точнее, то, что он — Владимир Ильич Ульянов, обвиняемый признавал, однако это было всё!
Вот фрагменты протокола допроса от 21 декабря 1895 года:
«Зовут меня Владимир Ильич Ульянов.
Не признаю себя виновным в принадлежности к партии социал-демократов или какой-либо партии. О существовании в настоящее время какой-либо противоправительственной партии мне ничего не известно. Противоправительственной агитацией среди рабочих не занимался. По поводу отобранных у меня по обыску и предъявляемых мне вещественных доказательств объясняю, что воззвание к рабочим и описание одной стачки на одной фабрике находились у меня случайно, взятые для прочтения у лица, имени которого не помню…
На заданный мне вопрос о знакомстве со студентом Запорожцем отвечаю, что вообще о знакомствах своих говорить не желаю, вследствие опасения компрометировать своим знакомством кого бы то ни было…
Когда я поехал за границу, я имел при себе чемодан, которого теперь у меня нет, и где я его оставил, не помню…» и т. д.
А вот фрагмент протокола допроса от 30 марта 1986 года:
«Зовут меня Владимир Ильич Ульянов.
В квартирах рабочих на Васильевском острове, за Невской и Нарвской заставами я не бывал. Относительно предъявленных мне рукописей: 1) листок, на котором написано „Рабочее Дело“ и по рубрикам указаны разные статьи; 2) рукопись о стачке ткачей в Иваново-Вознесенске; 3) стачка в мастерской механического изготовления обуви, — отобранных, по словам лиц, производящих допрос, у Анатолия Ванеева, — объясняю, что они писаны моей рукой…; фактических объяснений о рукописях под рубриками 1), 2) и 3) я представить не могу».
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!