Сюрприз для любимого - Татьяна Веденская

Я посмотрела на Лешку. Он застыл с ложкой в руке, не зная, как на все это реагировать. В обычные дни он немедленно напомнил бы мне, что подруги подругами, а семья в первую очередь, и что и так мы уже весь день проболтали, и что ему тоже нужно мое внимание и забота. И что, конечно же, он слишком устал, чтобы оставаться с нашими шумными дочками один на один…

– А что? Пойдите погуляйте. Погода прекрасная, а ты и так три недели была одна с детьми.

– А дочки? – поинтересовалась я.

– Мы справимся. В конце концов, они уже не такие маленькие. Да, мы вполне справимся без тебя, иди повеселись, – ласково улыбнулся он.

И от этих его слов меня окончательно перемкнуло. Я схватила первый же попавшийся платок, повязала его на шею и, стараясь не встретиться с Лешкой взглядом, молниеносно обулась, схватила сумку, сунула в нее кошелек и вылетела из собственного дома, как из пыточной камеры.

Относительно свежий воздух ночной Москвы растрепал мои темные длинные волосы, а в глазах застыли слезы. Я почти ничего не видела перед собой. Мы отлично справимся без тебя! Нет, так дальше продолжаться не может.

28 июня,

все еще четверг

Ненавижу!

Детскую площадку только по ошибке можно считать местом исключительно детского выгула. И существует довольно-таки стабильный график ее эксплуатации. Рано утром, часов до семи, на площадке производится выгул собак, что негативно сказывается на ее экологии, но сделать с этим ничего нельзя. Собаки вместе с хозяевами делают свое черное или мокрое (по потребностям) дело и отчаливают на работу. Далее, в промежуток с семи до девяти утра на детской площадке проходит опохмел перебравшего с вечера населения. В это время она преимущественно принадлежит мужчинам и с детьми туда лучше не соваться, если, конечно, вы не хотите, чтобы вас обкурили и стрельнули у вас полтинничек на пиво. Мимо опохмеляющихся бодро пробегают утренние бегуны, пьянчужки провожают их презрительными взглядами, как салаг, ничего еще не понимающих в настоящей взрослой жизни, полной бед и треволнений. Бегуны же, как правило, так погружены в себя, что ничего этого не замечают.

Далее начинают подтягиваться мамаши. Причем сначала очень хорошие мамаши, живущие по режиму, а потом все более ленивые и нерадивые. К двенадцати площадка ломится от кричащих и скачущих по горкам и качелям деток, а мамаши сидят на лавочках и покуривают, обсуждая новости. Затем процесс принимает обратный характер, и мамаши уходят в строго противоположном порядке. Самые ленивые уходят первыми. Около двух на площадке начинается тихий час, и только старушки, совершающие дневной моцион, могут посидеть на лавочке, щурясь на солнце. И до самой темноты площадка открыта для всех желающих, но после заката власть меняется и на столы, становясь ногами на лавочки, взбирается шпана. Молодые и горластые подростки с пивом и запасом сигарет окончательно замусоривают периметр, гнут недогнутые в прошлый раз качели, чем производят неизгладимое впечатление на раскрашенных под «вамп» подруг. В темноте площадка становится тусовкой, и подходить туда простым смертным опасно.

Когда мы с девчонками выпорхнули дружной толпой из моего семейного склепа, в котором по ошибке мы жили, как живые люди, уже темнело. Настроение было странное: то ли водки выпить, то ли зарезать кого. Возможно, что и то, и другое в тот момент было бы для меня в самый раз. Мы подошли к столику и, как заправские хулиганы, сели на него, поставив ноги на лавочку. Видимо, все дело в том, что в темноте не видно, грязная лавка или нет, так что рисковать не хотелось. Сначала мы просто молчали. Потом Каринка вздохнула и приобняла меня за плечи. Все оживились.

– Не, ну как он врал, как он врал! – закатила глаза Машка, кивнув в сторону подъезда.

– Надо же что-то состряпать! – фыркнула Любка. – Да у него на лбу написано, что он и пельменей не отварит себе сам.

– Не, девчонки, скажите на милость, почему он ничего не убрал? – возмутилась Карина. – Неужели же трудно было догадаться, что плов надо выкинуть.

– А цветы подсушить. И пыли нанести, – хмыкнула Любка. – Ты в своем уме? Мужики вообще о таких вещах не задумываются. Это все она – бабища его, – это она хотела о себе знак подать. Говорю тебе, у нее все это не просто так. Развести она его хочет, сучка такая. Ну ничего. Ничего, мы ей устроим. Она у нас попляшет. Шиш ей с маслом, а не нашего Лешку, верно?

– Конечно! – кивнула Машка. – Завтра мы ее отловим и отмудохаем.

– Я не умею мудохать, – возразила Кариночка.

– Ничего. Зато у Любки удар левой прекрасный. Помнишь, как она своему мужу синяк поставила? – усмехнулась Машка.

Любка покраснела.

– Я же просила, девки, не надо напоминать. Я ж была не в себе.

– Так и сейчас надо уже выходить. Из себя-то, – пожала плечами Маша. – Верно, Юль?

– Знаете, спасибо вам большое за все, но я, пожалуй, пойду, – ответила я, глядя, как подростки, нахмурившись, проходили мимо детской площадки.

Мы заняли их место, и теперь они не знали, куда деваться, так что маячили перед нами, всеми силами давая понять, что время благовоспитанных мамаш уже закончилась. Гейм, как говорится, овер.

– Проходите, детки, проходите. Не толпитесь. – Машка махала рукой так, словно перед нами были не подростки, а стайка жадных голубей на площади. – Ты о чем, Юль?

– Пойду я, – повторила я.

– Пойдешь? Куда? – не поняла Маша.

– К метро, – пространно пояснила я, испытав странное желание закурить. Вообще-то я курить не умею, а тут вдруг, глядя на этих детей, захотелось почему-то попробовать. Нет, не то чтобы я никогда не пробовала. Когда-то давным-давно – когда деревья были большие.

– Юль, ты чего? – окрикнула меня Любка.

Я с трудом вынырнула из мыслей и посмотрела на нее.

– Я в порядке, – успокоила я ее.

Но она почему-то замолчала и напряглась. Возникла неловкая пауза, девчонки переглянулись, обеспокоенно оглядели меня с ног до головы.

– Уверена? Куда ты собралась?

– Мне… мне надо побыть одной. Вы только не волнуйтесь, ладно? Завтра увидимся.

Я старательно сдерживалась, чтобы не встать и не уйти просто так, без всяких объяснений. Мне хотелось, чтобы все они убрались, исчезли. Просто в одну секунду испарились, забрав с собой и весь этот дурацкий мир в придачу.

– Так ты завтра пойдешь в «Шеш-Беш»? – забеспокоилась Любка.

Я не сразу даже поняла, о чем это она. Ах да, «Шеш-Беш», Алешкин ресторан, Алешкина любовница, поимка на месте преступления. Боже, как все глупо… Однако Любка смотрела на меня пристально и с прищуром. Еще бы, ведь она эту информацию добывала, рискуя жизнью. Ну, не жизнью, но репутацией.

– Я не знаю. Я… я позвоню, – забормотала я. Голова была тяжелой и работала плохо. Хотелось уйти в себя.