Фигуристая Сестричка - Джордан Белл

деревьев и уходила обратно за холм, к старой яблоневой ферме, до которой уже никому не было дела.

— Куда мы едем? — спросила я, нервничая, пока мы ехали по дороге. Если бы не колеи от шин, дорога была бы уже полностью утоптана. Джейсон переключил передачу на какую-то пониженную, и грузовик с рычанием пронесся сквозь кустарник.

— Вот увидишь.

Затем дорога неожиданно выровнялась и свернула в широкий фруктовый сад с заросшими яблонями. Земля здесь была устлана многолетними опавшими листьями, гнилыми яблочными сердцевинами и ржавыми прутьями колючей проволоки, пробивавшимися сквозь заросли.

Джейсон остановил грузовик. На нас падал янтарный солнечный свет, наполовину затененный тонкими ветвями деревьев. Если бы за ними хоть наполовину ухаживали, они бы уже вовсю зеленели и наливались новыми плодами, но их сросшиеся стволы не видели света с тех пор, как мы только что проехали через деревья, разросшиеся и закрывшие фруктовый сад от солнечного света на полдня.

Вместо этого деревья выглядели сгорбленными, как целая армия стариков, с широкими, а не высокими, скрипучими и большей частью мертвыми сучьями.

Не дожидаясь приглашения, я перелезла через сиденье к нему на руки, и он подхватил меня, словно удивляясь, почему я так долго ждала. Я прижала его к сиденью, поставив колени по обе стороны от его бедер, и прильнула к его рту. Я не убрала волосы назад, и они заслоняли нас от низкого солнца и щекотали его щетинистые щеки. Он улыбнулся мне в ответ и ласково погладил длинные золотистые пряди у моего лица.

Но мне было не до романтики. Я залезла пальцами в его рубашку, расстегнула её и провела руками по его крепкой груди. Я восхищалась его мускулами, упругими и словно выточенными из камня, а не из настоящей плоти. Я даже не представляла, что тела могут так ощущаться, что в каждом вздохе, в каждом движении его руки чувствовалась сила.

Когда я взялась за пряжку его ремня, он поймал мои руки, отдернул их и поцеловал каждое запястье.

— Стоп, стоп… Держись, Кас. Гневный секс тебя не успокоит.

Я откинулась на руль и смахнула волосы с глаз, расстроенная.

— Тогда что мы здесь делаем?

— Тебе нужно успокоиться, а не возбуждаться. Позволь мне.

Он провел ладонями по моей спине и задрал рубашку, пока не нащупал кожу. Я попыталась замедлить сердце. И понимала, что гнев, который он чувствовал, подобен адреналину в моем сердце. Я позволила ему гладить мою кожу и целовать мой рот. Он потянулся к моим губам, лизнул их. У него был замечательный язык.

Я прижалась к нему щекой, пока он касался меня, проводя руками по ягодицам и бедрам. Я была благодарна, что сегодня на мне были шорты — зеленые холщовые, которые задрались выше, чем мне обычно нравилось, но обеспечили ему достаточный доступ к моим бедрам. Он взял их сзади, каждое в отдельности, и провел кончиками пальцев по дорожке наслаждения к ластовице моих шорт.

— Повернись, — пропыхтел он, и я с некоторым трудом сделала это, оказавшись между ним и дверью, положив ноги ему на колени и удобно устроившись в его объятиях. — Просто расслабься, Кэссиди.

Я старалась слушать. Он расстегнул мои шорты и скользнул рукой по животу и под резинку трусиков, к запретному треугольнику между ног. Я вздохнула, поняв его намерения, и взяла его свободную руку в свою. Мы переплели пальцы, и в закрытой кабине слышалось только наше тяжелое дыхание.

Он провел пальцами по коже ниже моего подстриженного и влажного холмика.

— Да, — вздохнула я и почти столкнула его руку вниз. Он уступил, и я раздвинула ноги, чтобы принять его руку. Он легонько погладил пухлые губки, посылая небольшие потоки вверх в мою киску, прежде чем погрузиться в неё. Я резко вдохнула, выгнулась дугой и, хотя не видела его лица, почувствовала, что он улыбался. Он часто улыбался, когда мы были вместе, а иногда и смеялся. Я никогда не была с кем-то, с кем было бы вполне уместно смеяться, пока мы трахались, когда никакие другие эмоции не были бы уместны.

— Расслабься. Вот так. Хорошая девочка.

Я успокоилась, вздохнула и закрыла глаза, стараясь не выглядеть полностью ошеломленной каждым его прикосновением и эмоциями, которые он так искусно вызывал своими пальцами. Он ввел в меня два пальца, потом три, всё более настойчиво проникая в мою киску. Он нащупал внутри меня ту самую точку, которая заставляла меня терять голову и превращать слова в звуки нетерпения. Он одобрительно заурчал мне в шею, где оставил основательные поцелуи до самого уха.

Джейсон глубоко и сильно впился пальцами в мои влажные губы, до синяков сбив костяшки, и хотя боль пульсировала, она ещё больше разжигала мое неистовство. Я смяла в кулаке его рубашку и сжала его руку. Он провел ладонью по моим влажным складкам и легонько зажал мой бугорок в своей ладони. Это ничего не значащее движение зажгло меня, как лампочку, — собственническое, претензионное. Я прикусила губу и потянулась к его ладони, чтобы погладить пальцами свой набухший клитор.

— Кончи для меня, Кас, — прорычал он мне в ухо. Он провел нашими переплетенными руками по моему животу, чтобы крепче прижать меня к себе. Это не было похоже на то, когда в меня входил его член, — одновременно это было и более грязным, и невинным, и совершенно безумным.

Он отпустил мою руку, чтобы засунуть и её в трусики, и я с яростью провела когтями по окну, покрытому конденсатом. Другой рукой я обхватила его за шею, чтобы удержать.

Он продолжал погружать в меня пальцы, пока другой рукой обнажал мой клитор. Он прикасался ко мне, а я неистовствовала, жадно и пылко сопротивляясь его рукам. От перевозбуждения у меня помутились мысли, я впала в блаженство, как наркоманка, и всё, чего он касался, слишком хорошо, слишком много, везде.

— Джейсон, — задыхаюсь я. — О, Боже, я не могу… я… Джейсон! — я одновременно разрывалась на части, сжимаясь и разлетаясь, завязываясь узлом и плавясь. Я содрогалась, тряслась, сжималась, билась о его руки.

Когда я снова открыла глаза, спустя несколько минут или лет, его рук во мне уже не было. Я вяло вытерла капли и запотевшее стекло водительской двери и посмотрела на залитый солнцем фруктовый сад. Забытые деревья больше не выглядели как умирающие старики. Они были как из сказки. Красивые, забытые и наши.

— Лучше? — прошептал он, прижимаясь к моей коже, и я кивнула. Он вытер руки носовым платком, а потом долго держал меня на коленях, пока я смотрела, как солнце опускалось за