Утерянная принцесса - Валентина Гордова

Что ж, мы тоже так умеем:

— Я никогда о себе не забываю, — улыбнулась ему мягко и да, с намеком.

Мальчик сообразительным оказался, помрачнел немного, но кивнул, принимая мои слова. А затем сильно удивил меня, когда молча развернулся и, обняв маму второй рукой также за плечи, повел обеих женщин прочь. Но уже через пару шагов, когда я тоже собиралась развернуться и продолжить крушение, не останавливаясь обернулся и бросил через плечо:

— В южное крыло не ходи.

— Почему? — проснулось женское любопытство, не задаваясь вопросом «а где это южное крыло есть-то?»

— Наш Хранитель этого не любит, а он сущность противная и на компромиссы не идет, — пояснил мне парень и мне показалось, что я слышу улыбку в его голосе.

Сама невольно улыбнулась, хотя решительно не понимала, с чего бы. И пламя вокруг, что удивительно, стало постепенно угасать. Ровно до того момента, как в одну из дыр не вышел Ник!

При виде наглого противного парня у меня внутри всё вскипело от гнева, что выразилось в мгновенно усилившемся реве пламени! Золотой огонь усилился, стал яростнее, бросился на стены!

— Интересная реакция, — сложил руки на крепкой груди дядя, с интересом меня рассматривая.

— Она выгорит, — повторил отец, проигнорировав его слова.

Да какое выгорит! Сгорит! Сго-рит! А ещё император, неуч необразованный!

— Не выгорит, — повторил дядя вновь, не сводя с меня взгляда, — артефакт не даст.

Кто-то взбесился. Причем это была не я, я и так уже бесячая стояла. Взорвался от гнева император, яростно глядя на брата, с которым был одного высокого роста.

— И что же сделает твой артефакт? — с нескрываемым злым ехидством спросил он, выделив это «артефакт», будто слюну ядовитую сплюнул.

Ой как интересно! Похоже, тут некоторые друг друга недолюбливают. Причем это исключительно император, потому что дядя на него даже не посмотрел, продолжая созерцать меня.

И я прислушалась к их разговору, даже пламя опять утихать начало, но тут Ник, каким-то неизвестным мне образом оказавшись прямо у меня за спиной, коснулся плеча и с улыбкой протянул чашку с каким-то горячим напитком.

— Что это? — удивленно уставилась в жидкость, напоминающую чай, и пахнущую травами.

— Чай, — с улыбкой заявил он.

Горячий чай, что более важно. Прямо очень горячий…

— Успокоительный? — хмыкнула в ответ, осторожно принимая кружочку.

— Ага, — весело согласился он, широко улыбаясь.

Улыбка его угасла в тот же самый момент, как я, продолжая скромненько тупить глазки, приподняла кружку, поднося ко рту, и рывком отправила на парня.

— Ну ты! — заорал он, отскакивая от меня с расширяющимися зрачками.

Он ещё что-то сказать хотел, но тут пламя буквально взревело, заполнив пространство вокруг меня. Хмыкнула, бросила чашку в Ника, не видя, уклонился он или нет, и пошла крушить дальше.

Гобелены, ковры, скромная мебель, деревянные двери, картины на стенах, шторы на окнах — горели. Все, без жалости и сострадания. Все они оказывались порабощены золотым пламенем.

Стены разлетались на маленькие камушки, окна взрывались стеклянной стружкой, а внутри меня царил покой и счастье.

И вот иду я по очередному коридору, с которого спасаются бегством воины в светлых доспехах и прислуга, и думаю о том, что я реально сошла с ума. Даже не из-за того, что сжигаю средневековый замок с помощью золотого огня, направляя его просто мановением своей руки, а из-за своих чувств.

То, что я сказала им там, было жестко. Я это отлично понимала, осознавала, но всё равно сказала, наслаждаясь убойной реакцией. Мне нравились слезы на лице женщины, нравилось её выражение вины и безысходности. Нравилось перекошенное от гнева лицо императора.

Нравилось, но… в душе было пусто. Гнев сжег всё, словно он и был этим золотым огнём.

Я не простила их, конечно же нет! И сомневаюсь, что смогу когда-либо простить, куда проще просто не знать их. Но всё это… меня отказываются отпускать домой, как сделать это самостоятельно, я понятия не имею. Ни малейшего.

И это несправедливо.

Когда я мечтала о том, что родители найдут меня и мы будем жить счастливо, их не было. Никогда не было. Но стоило мне смириться и научиться жить самостоятельно, без оглядок назад, только с затаенной болью и печалью, как они тут же появляются. Врываются в мою жизнь вихрем, все круша и неся разруху и пробуждая ту старую, живущую во мне боль.

Несправедливо. Они не могут вот так взять и выдернуть меня из моей жизни, заставляя быть здесь…рядом с ними. Их не было со мной, вот и меня с ними не будет.

Зачем вообще надо было всё это делать? Жили же спокойно себе всё это время, детей вон ещё двоих родили, молодцы какие. Пусть дальше и живут — без меня!

Я и сама не поняла, как ноги вынесли меня в, кажется, сад. Здесь было свежо, немного прохладно, что остудило мою разгоряченную кровь, много зелени и пестрые цветы. А сама я каким-то неведомым образом оказалась у озера.

Большая зеркальная поверхность расположилась посреди сада, с одной её стороны был высокий дуб, подальше ещё два дерева, названия которых я не знала. А ещё тут был длинный деревянный мостик, на который я зачем-то и пошла, остановившись на самом краю, с печалью глядя на своё отражение внизу.

Растрепанная, в серой кофте с капюшоном, накинутой поверх черной майки, в черных узких джинсах и такого же цвета кроссовках. Красотка. Особенно по меркам здешней моды.

А лицо… на нём застыла гримаса боли. Моя рана на сердце, которую я так старательно сшивала столько лет, кровоточила и разрасталась. Душу рвало на части, но уже не от ярости — ей было больно. Ужасно, нестерпимо больно настолько, что хочется кричать. Слёзы обожгли глаза, устремившись вниз неудержимым потоком. Так противно, несправедливо, нечестно!

Закусила губу, чтобы не реветь, и неосознанно сползла на деревянные доски, с тоской глядя на свое отражение сквозь туманную пелену перед глазами.

Детская обида всплыла внутри, обжигая и причиняя ужасную боль. Я всегда ждала их, ждала маму, чтобы она пришла и забрала меня. Всегда мечтала, что вот-вот откроется дверь и они появятся. Но их не было, никогда в моей жизни их не было, никакого упоминания, никакой весточки! Да получи я от них хоть клочок бумаги с надписью «ты нам не нужна, мы тебя не любим», я страдала бы куда меньше, чем от постоянных ожиданий и терзаний.

Всхлип не удалось сдержать, я торопливо прижала руку ко рту, чтобы просто не разрыдаться, хотя уже начала. Из-за слез не было ничего видно, горло рвало спазмом, а внутри всё тянулось, сжималось, рвалось…

Меня просто выбросили. Как ненужную вещь, как котенка, надоевшего своим нытьем. Выбросили в лесу, надеясь, что я умру там. Так я думала уже много лет… А теперь…