Убежище чужих тайн - Валерия Вербинина

– Ну хорошо, это был мой брат. Они ссорились в беседке в саду Кочубеев, а он вышел покурить после партии в карты и слышал их разговор.

– Правда ли, что Надежда Кочубей в запальчивости произнесла следующие слова: «Зря ты думаешь, что он твой, достаточно мне только захотеть, и тебя тут больше не будет»?

Аделаида нахмурилась. Ну конечно, надо было сразу сообразить, что беспечный Казимирчик уже успел выболтать следователю все, что можно, и даже то, чего нельзя. Хотя, с другой стороны, Курсин далеко не глуп и рано или поздно все равно бы дознался, кто и как относился к Луизе и что именно ей говорил.

– Там были слова и посильнее, – объявила Аделаида Станиславовна, сверкнув глазами. – Если верить моему брату, Надежда сказала буквально следующее: «Если ты будешь мне мешать, то я тебя убью».

– Как по-вашему, – спросил Меркурий Федорович, тщательно подбирая слова, – Надежда Илларионовна говорила, так сказать, чтобы выразить свои… гм… эмоции, или же тут может быть что-то еще?

– Выражаясь проще, была ли это пустая угроза или она могла действительно убить соперницу? – Аделаида Станиславовна пожала плечами. – Не знаю. И, боюсь, подобное знание не доставило бы мне никакой радости.

– Вы производите на меня впечатление чрезвычайно здравомыслящей особы, сударыня, – заметил Курсин. Подергав бакенбарду, он все же отважился на следующий вопрос: – Скажите, если бы вам пришлось назвать наиболее вероятного кандидата на роль преступника… на кого бы вы подумали в первую очередь?

– Брат сказал мне, что на руках у Луизы остались золотые кольца, – проговорила Аделаида Станиславовна, поднимаясь с места. – Я помню, какие кольца она носила, Сергей Петрович не скупился на подарки. Если бы речь шла об ограблении, они бы исчезли, но этого не произошло – значит, тут замешано что-то личное. Что именно, нетрудно догадаться, но я не хочу никого обличать. А теперь прошу меня извинить, но я хотела бы вернуться к мужу. Если у вас возникнут еще вопросы, вы всегда знаете, где меня найти.

– Должен признаться, вся эта история мне крайне неприятна, – сказал на следующее утро Константин Тамарин своему отцу, когда они стояли на террасе. – Следователь говорил с моей женой, задавал ей вопросы, меня он допрашивал несколько часов кряду…

– Уж кому-кому, а тебе должно быть известно, что твоя жена всегда сумеет за себя постоять, – проворчал генерал. Он подошел к плетеному креслу, приволакивая левую ногу сильнее обычного, и осторожно опустился на сиденье. – Новые журналы еще не пришли?

– Журналы? Не знаю. Маленький Костя на меня сердится, что я не привез ему вчера игрушки, которые обещал…

– Яков! – зычно воззвал генерал. – Куда он делся? Яков!

Через минуту старый слуга появился на террасе. Вид у него был встревоженный.

– Зову тебя, зову, – проворчал генерал. – Новых журналов еще нет?

– Никак нет-с, – почтительно ответил Яков.

– Что ж я буду читать? Вот оказия, и почитать толком нечего. В газетах дрянь такая, что стыдно перед этими, Кириллом и Мефодием, изобретателями русской письменности. Знали бы они наперед, какую чепуху будут писать господа журналисты…

– Яков, – не утерпел Константин, – что-нибудь случилось? На тебе лица нет…

– Да что там могло случиться, – пробурчал генерал, поудобнее устраиваясь в кресле, – ясное дело, все теперь только об одном и говорят: о француженке в овраге. Ну? Я прав?

– Нехорошее дело, – удрученно промолвил Яков, качая головой. – Грешное дело…

– И что болтают? – спросил генерал, прищурившись.

– Да глупости всякие… Многие думают, что это попелюха ее… того…

– Попелюха? – озадаченно переспросил Константин.

– Это местное поверье, – усмехнулся генерал. – Крестьяне здесь пепел из печей сбрасывают в болото. А из пепла по ночам будто бы вылезает страшное чудище – попелюха, которое может убить человека, если тот ему попадется. Оттого здесь, едва стемнеет, никто не отваживается к болоту подойти. Боятся.

– Глупости это, – сердито промолвил Константин. – Какое болото, при чем тут оно? Тело в овраге нашли…

– Ну так овраг недалеко от болота, – пожал плечами генерал. – А что этот следователь, как там его?

– Господин Курсин? Он с утра к Сергею Петровичу приехал, так у него и сидит. Допросил его, потом взялся за прислугу, выпытывает, что да как, да кто чего видел, да когда госпожа из дома ушла, да в чем она была одета…

– Это интересно, – пробормотал генерал. – Значит, Луиза куда-то уходила?

– Да. Позавчера вечером, после шести. Моя племянница Груша ее видела. Луиза шаль на плечи накинула, сказала Груше, что скоро вернется, и ушла.

Груша была горничной в усадьбе Мокроусова. Она была замечательно некрасива – высокая, костлявая, большеротая, – и, судя по всему, именно по этой причине Луиза терпела ее возле себя. Большинство горничных лишалось своего места сразу же после того, как ветреный Сергей Петрович обращал на них свой благосклонный взор, но Груша, смахивавшая на гренадера в юбке, могла не опасаться ухаживаний хозяина.

– Груше известно, куда именно отправилась мадемуазель Леман? – спросил Константин.

– Нет, но мадемуазель ушла пешком.

– Что-то ты, братец, темнишь, – проворчал генерал, от которого не укрылось, что слуга был встревожен и явно чего-то недоговаривал. – Это ведь важнейший вопрос – куда именно отправилась мадемуазель Леман, потому что там, скорее всего, она и столкнулась со своим убийцей.

– Если бы она хотела ехать к Кочубеям или к нам, она бы велела заложить экипаж, – не удержался Константин. – Куда она могла уйти пешком, да еще в такое время?

– Мне кажется, я знаю, куда, – сдался Яков. – Но я не знаю, будет ли господин следователь меня слушать.

Генерал и его сын обменялись взглядами.

– Насчет следователя ничего сказать не могу, но мы знаем тебя много лет и готовы выслушать все, что ты нам расскажешь, – заметил генерал. – Не бойся, говори смело все, что тебе известно. Когда расскажешь, тогда и будет ясно, что делать с этим дальше.

Яков глубоко вздохнул.

– Тогда, с вашего позволения, я начну с самого начала, – проговорил он. – Вы, может быть, помните, что моя племянница замужем за Петром, лакеем у господина Мокроусова. Живет она с ним плохо, можно сказать, как кошка с собакой. И то сказать, иные кошки и собаки между собой ладят куда лучше, чем они…

Константин рассеянно кивнул. Петра Шеврикуку он помнил хорошо. Это был льстивый, ленивый, говорливый слуга, который больше всего любил околачиваться на кухне. Несмотря на молодость, Петр был полноват и уже мог похвастаться довольно объемистым брюшком. На Груше он женился ради ее приданого, жену не любил и регулярно поколачивал. Груша в ответ тоже колотила его, а потом в слезах бегала к дяде жаловаться на непутевого супруга. От родителей она за всю жизнь не слышала ни единого слова поддержки и потому никогда ничем с ними не делилась.