Анифа. Пленница Севера - Деметра Фрост

Если он останется хотя бы на минуту дольше, она сдастся… Починится мужской воле и похоти и послушно раздвинет перед ним ноги…

Она не может этого позволить! И не потому, что пообещала себе вечность хранить верность ушедшему мужу. Она никогда не клялась в подобном. Но она не простит себе, что, добившись определенного положения после всех лишений, позорного рабства и зависимости от мужских прихотей, она снова покажет себя настолько слабой!

Что же услышал Свен в ее прерывистом вздохе? Что увидел в зло сощуренных глазах?

Но он неожиданно отпустил ее! Резко выпрямился и, развернувшись, покинул женскую комнату и коротко глянул не нее, лишь когда закрывал за собой дверь.

В его глазах Анифа увидела злость. А еще бледный отблеск сожаления.

Женщина с облегчением вздохнула. И хотя какое-то время возбуждение терзало ее тело, спустя время она смогла крепко уснуть, устав от своих переживаний.

Глава 5

Когда рассвет только-только начал заниматься над горизонтом, а первый петух сонно прокричал свою громогласную песню, первым среди мужчин из Рагланда проснулся Сигурд и, лениво поднявшись с брошенной прямо на пол подстилки и аккуратно переступив спящего около него брата, вышел из избы на улицу.

Холодный воздух привычно обжег легкие, но он с удовольствием вобрал его и, прикрыв глаза, подставил лицо порывистому зимнему ветру с реки.

Отойдя в сторону, Сигурд помочился и шумно умылся в стоящей недалеко бочке, предварительно разбив появившийся в ней за ночь лед. А после, привлеченный шумом, неспешно пошел на него, пока не оказался около тренировочной площадки, на которой молодые юноши — босиком, в тонких штанах и просторных рубахах, — уже вовсю разминались под руководством своего учителя Кнудда.

Глаза мужчины непроизвольно отыскали среди молодняка беловолосого и голубоглазого статного подростка, Рана, который и тут отличался от своих ровесников и в скорости, и в умениях.

Вчера этот мальчик снова удивил его. Когда сгустились вечерние сумерки и семья ярла вместе с гостями из Рагланда собрались на совместный ужин, отсутствие черноволосой красавицы Анифы было отмечено сразу.

Заволновавшись, люди сразу принялись на ее поиски. Опросили всех, кто попадался под руку, заходили в каждый дом и в каждую хижину, пытаясь найти ее среди жителей. И только ее старший сын, этот редкой красоты юноша с прямым и бесхитростным взором, заявил, что для волнений нет никакой нужды. Что его мать скоро объявится и всем надо успокоиться и терпеливо дождаться ее возвращения. Пока самые сильные воины городища сновали по округе, громко звали ее, а женщины причитали, будто Анифу унес коварный дракон, он развлекал своих брата и сестру, вырезал что-то из куска дерева и хорошо поставленным голосом негромко пел древнюю колыбельную. В этот момент Сигурд был рядом, посчитав, что местным все-таки проще заниматься поисками и от его собственной помощи не будет никакого толка.

— Ну? Что я говорил? — смешливо спросил у него Ран, когда шум с улицы подсказал — пропащая объявилась. И снова вернулся к своему занятию, будто ничего страшного и не произошло.

Трудно было не любоваться этим юношей. Он был не только красив, но и не по годам рассудителен и спокоен, словно его разуму было доступно нечто, о чем остальные могли только догадываться. Он с необыкновенной нежностью относился к своей матери, будто пытаясь быть не только хорошим сыном, но и заменить ей мужа, своего отца. Он заботился о младших брате и сестре, и всегда мог найти для них самое подходящее слово. В этом он, истинный северянин внешне, казался невозможно похож на Анифу. Теперь сомнения отпали — это был ее родной сын. Ее плоть и кровь.

— Мы никогда не волнуемся о нашей матери, — сказал он, когда, простоволосая и раскрасневшаяся с мороза, Анифа появилась перед ними. Она страстно улыбалась Ингу и Далии, и даже смеялась, став похожей на совсем еще юную девушку. И с плохо скрываемой гордостью добавил, — Ей никогда не бывает страшно! Она ничего не боится! Никто и ничто никогда не причинит ей вреда!

А сколько восторженной любви было во взоре, который женщина кинула на своего первенца. Но в нем нашлось место и некой боли, которую наблюдательный Сигурд заметил еще накануне, во время праздничного пира. Анифа продолжала страстно любить своего почившего мужа, потому что каждый день видела его в своих детях — одинаково светловолосых и голубоглазых.

“Это несправедливо!” — в ярости подумал тогда Сигурд.

Такая удивительная женщина — не только из-за своей исключительной внешности, но и пылкой натуры и острого ума — не может принадлежать только одному мужчине, особенно давно ушедшему за грань. Это несправедливо — обладать такой красотой и притягательностью — и сознательно отказаться от наслаждений этого мира.

Подобные размышления разбередили душу Сигурда, и, судя по всему, он выпил лишнего, когда мучившая людей тревога из-за пропавшей женщины утихла, и они решили успокоить свои нервы пивом и добрым элем. Он пил, пока не забылся беспокойным сном практически там же, где и сидел.

Но эль и правда был добрым, раз его не мучила головная боль.

Поэтому, устав быть только лишь сторонним наблюдателем, Сигурд скинул накидку и куртку, развязал кушак и расстегнул портупею, чтобы та не стесняла движений.

И присоединился к молодняку с молчаливого согласия их учителя.

За несколько дней праздного времяпрепровождения его мышцы, конечно, не забыли военную науку, но были благодарны за нагрузку и, пусть и тренировочный, но бой. Особенно ему понравилось сражаться с Раном — парень и тут показал себя очень способным и умелым, который, похоже, был аккуратен со своими товарищами, но с ним, опытным воином, решил показать все, на что способен.

— Твоя помощь оказалась бы очень кстати в нашем походе! — поддавшись восторженному воодушевлению, сообщил он юноше, который от похвалы улыбнулся широко и счастливо, как мальчишка. И в итоге рассмеялся.

А после, заметив у площадки свою мать, стремглав бросился к ней с радостным криком:

— Ты слышала, мама?! Сигурд похвалил меня! В следующем году я обязательно отправлюсь в плавание!

Сигурд стремительно оглянулся и внимательно посмотрел на внезапно появившуюся женщину. Стройная даже в короткой шубке и меховой накидке и невысокая, особенно подле своего сына, она казалась невозможно очаровательной. А утренний свет сделал ее только краше, осветив мгновенно смягчившееся при взгляде на сына лицо и заиграв на волосах всевозможными красками.

Анифа что-то прошептала своему сыну, на секунду прижав ладонь к его щеке и коротко погладив пока еще безбородую щеку. А после,