Анифа. Пленница Севера - Деметра Фрост

хрупкой рабыни, которая только-только училась быть женщиной. Но она стала гораздо чувственней и отзывчивей, а еще — куда как более откровенней в своих желаниях. Рикс радовался этой ненасытности, как ребенок, и безумно восторгался ее округлившимся бедрами и большой грудью.

Он был доволен ей, своей женой. И каждый день доказывал это, игнорируя других женщин — более красивых по стандартам их, северной и суровой, красоты.

Рикс ласкал ее тело жадно и исступленно, вылизывая своим языком и сжимая в своих руках мягкое и податливое тело. Он неустанно насаживал Анифу на свой член — спереди, сзади, на боку. Тесно смыкая ее ноги вместе или, наоборот, распахивая максимально широко и любуясь, выпрямившись, как его плоть поглощается ее собственной, влажной и издающие порочные звуки. Он мощно и щедро орошал ее своим семенем — внутри и снаружи, пачкая белым соком, а потом размазывая собственными пальцами по коже и губам. И, совершенно не брезгуя, целовал — хищно рыча и громко восторгаясь. Долго и собственнически. Наслаждаясь сам и даря наслаждение ей…

Потрясенно распахнув глаза, Анифа в инстинктивном жесте прижала ладонь к груди. Почувствовала, как сильно и быстро бьется ее сердце. И резко согнулась от сильнейшего спазма между ног.

Сладкие воспоминания вызвали в ней естественную реакцию — возбудили, наполнили желанием и увлажнили ее лоно. Пробудившая как после долгой спячки чувственность требовала выхода, и Анифа, горестно застонав, завалилась на бок, прямо в снег.

Однако прикосновение холодного сугроба отрезвило ее, и она, глубоко дыша через рот, выпрямилась. Поднялась на ноги и быстро зашагала между деревьями и идолами, разгоняя морок и возбужденную кровь.

Мороз зло щипал ее щеки, а ноги то и дело проваливались в мягкий снежный покров.

Любимый! — кричало ее сердце.

Где-то вдалеке противно каркнула ворона.

Я так скучаю! — больно ударила в горло душа.

Под ее ногами звонко хрустнула веточка, но это не остановила быстрого шага Анифы, и она уверенно пошла дальше.

Я так тоскую по твоим объятьям и твоим поцелуям… По твоему запаху… По твоему смеху… — болезненно зацарапалась маленькая рабыня внутри нее, со страхам ждущая рассвета и не знающая, что ее ждет впереди…

Удивительно, но именно она — этот “цветочек”, как звал ее Шах-Ран, из прошлого — заставила Анифу наконец-то остановиться и ошеломленно оглядеться.

Оказывается, в роще уже плотно сгустились сумерки. И только небесный свод — видела она через заснеженные кроны — еще алыми полосами облаков разрезало свою шелковую синь.

Отчаянная тоска прошла так же внезапно, как и началась.

Дыхание постепенно выровнялось, а недавнее безумие растаяло дымкой, оставив лишь горько-пряное послевкусие.

— Спасибо… — тихонько прошептала Анифа, обращаясь не то к самой себе, не то к богам, не то к далекому и уже недоступному Риксу-северянину. — Спасибо…

Глава 4

В городище Анифа вернулась очень своевременно — ее уже потеряли и судорожно искали чуть ли не всем народом, зажегши факелы и шумно обсуждая план своих действий.

Редкостное столпотворение!

Анифу заметили, неторопливо идущую со стороны капища, и волна облегченных вздохов пронеслась сначала на окраине, а после донесся и до терема ярла.

Первой ей навстречу бросилась Лиа — простоволосая, в легкомысленно распахнутой куртке и в легких ботиночках вместо удобных сапог с широкой подошвой.

— Госпожа! — плача, вскричала она, бросившись к женщине, — Ну что же ты?! Госпожа!

— Почему ты в таком виде?! — возмутилась Анифа, принимаясь поспешно приводить прислужницу в порядок — застегнула крючки на куртке, собрала волосы в жгут и спрятала под капюшон.

— У тебя все в порядке? — взволнованно спросил один из мужчин, подняв факел повыше, чтобы свет от него поярче охватил пространство вокруг.

— Где ты была?! — воскликнул другой.

— Почему никого не предупредила? Не взялась собой никого?! — с укоризной произнес третий.

— Все в городище, а где ты — никто не знает! — осуждающе добавил четвертый.

Всегда спокойные, сосредоточенные и прагматичные, суровые северные мужчины разом загалдели. Среди их низких голосов колокольчиками позвякивали голоса женские. Но этот гвал поразили Анифу в самое сердце. Она удивленно огляделась и, увидев обеспокоенные и полные тревоги и облегчения лица, смутилась. Что такого, в самом деле, произошло? Ну, задержалась немного. Наверняка пропустила ужин или какое-нибудь сообщение…

Но не поднимать же из-за этого такую панику!

Но ей все равно было стыдно. И одновременно — очень приятно и отрадно. Ее глаза неожиданно обожгло слезами, и Анифа опустила голову, чтобы скрыть их. Ее рассыпавшиеся из низких веток, которые цепляли ее за прическу, косы распустились, и длинные черные локоны, вьясь жгутами и змеями, не только услужливо укрыли бледное лицо, но и плечи, и грудь, теряясь среди складок плаща и откинутого назад капюшона.

— Я в полном порядке, дорогие мои, — ласково проговорила она, когда, постаравшись незаметно утереть выступившую влагу, она наконец-то подняла голову и уже с теплой благодарностью посмотрела на стоящих перед ней людей. — Мне печально видеть вас в тревоге и прошу за это прощения. В будущем я буду аккуратнее.

Жители городища довольно загудели, а Лиа, подхватив ее под локоть, потянула в сторону терема. Идя сквозь собравшуюся толпу, Анифа чувствовала, как люди касаются к ней сквозь одежду, обдают дыханием из своих легких, а когда она ступила на первую ступеньку, случайно натолкнулась на кого-то, не отступившего в сторону. Задрав голову — выше и выше, потому что некий мужчина возвышался на много пядей, — она увидела Сигурда, хмурого и явно злого. Из-за его спины выглянули Инг и Далия, которые при виде матери радостно улыбнулись, и Анифа улыбнулась им в ответ.

— Волновались, мои хорошие? — сладко заворковала женщина, обходя сероглазого воина и одновременно обнимая своих детей. — Простите. Ваша мать увлекалась беседой с богами.

— Увлеклась беседой? — тихо и глухо прорычал Сигурд ей в спину, — Что за бред…

Не обратив внимание на колкое замечание, Анифа по очереди поцеловала в лоб сначала сына, потом — и дочь. А в горнице ей навстречу вышел совершенно спокойный Ран.

— Мы не волновались, — ответил с жаром Инг.

— Мы никогда не волнуемся о нашей матери, — подтвердил, равнодушно кивнув, ее первенец, — Ей никогда не бывает страшно. Она ничего не боиться. Никто и ничто никогда не причинит ей вреда…

Его последние слова потонули в странном нарастающем гуле. С удивлением оглянувшись, Анифа увидела, что вслед за ней в горницу стали заходить люди — один за другим, они наполняли просторную комнату, беспощадно занося на своих сапогах и подолах плащей грязь и снег. Как, впрочем, и сама она, не успевшая разуться в сенях.

Из одной