Великий князь Андрей Боголюбский - Глеб Елисеев

Но на этом все военные успехи и кончились – опамятовавшиеся болгары быстро собрали свое войско и погнались за налетчиками. Впрочем, князю Мстиславу удалось уйти за Оку, за которой враги их преследовать не решились.

На этом боевые действия и закончились. И, насколько можно судить, по одной главной причине – какому-то болгарскому воину удалось ранить Мстислава Андреевича. Иначе нельзя объяснить ни того, что войско было распущено, а поход отменен. Ни того, что всего через месяц, 28 марта 1172 года, старший сын князя Андрея умер.

Его торжественно похоронили в Успенском соборе во Владимире-на-Клязьме. А князь Андрей Боголюбский лишился не только одного из сыновей. Он одновременно утратил преданного сторонника в политической борьбе, храброго воина и талантливого военачальника.

Полуудачный поход «на болгары» вскоре дополнили новые проблемы – обострилась ситуация на севере. Видимо, устав терпеть малоуправляемых новгородцев, покинул свое княжение Рюрик Ростиславич, решивший возвратиться на родную смоленскую землю. Причем сделал это новгородский князь, даже не уведомив своего союзника – князя Андрея Боголюбского.

Убийцы врываются в опочивальню князя Андрея Боголюбского. Миниатюра Радзивиловской летописи

Подобное самоуправство Рюрика Ростиславича было первым звоночком к тому, что отличные отношения, установившиеся у Андрея Юрьевича с кланом смоленских князей, стали разваливаться. И это еще будет иметь свои, самые отрицательные последствия для политики владимиро-суздальского князя в будущем…

«Осиротевшие» новгородцы поспешили весной 1172 года отправить посольство к князю Андрею. Подумав, владимирский самовластец отправил на север своего сына Юрия, бывшего в совсем еще молодых годах. Впрочем, старавшиеся после новгородской войны не связываться с Андреем Боголюбским жители Господина Великого Новгорода спокойно приняли нового правителя. Тем более что юный князь волей-неволей был вынужден прислушиваться и к мнению местного посадника, и к позиции лучших людей города, и к указаниям архиепископа новгородского.

Однако после смерти князя Андрея Юрьевича напускная лояльность моментально слетела с северян – они очень быстро вывели из города Юрия Андреевича. Дальнейшая судьба молодого сына великого князя окажется на редкость причудливой, и позднее о ней стоит поговорить отдельно.

Не слишком удачно сложилась и судьба последнего сына князя Андрея Боголюбского – Глеба Андреевича. В отличие от брата Мстислава, блиставшего в воинских походах, князь Глеб постоянно находился в тени своего отца, в то же время выступая его верным помощником и соратником. Он делал свое дело. И делал, судя по всему, вполне успешно, будучи любимым и отцом, и простым народом. Историк В. Т. Георгиевский так охарактеризовал князя: «Воспитанный отцом своим в духе глубокой религиозности, он был живым воплощением всех лучших черт высоконравственного характера самого Боголюбского. Живые семена христианского учения, подкрепляемые наглядным примером благочестивой жизни отца его, глубоко запали в восприимчивую душу щедро одаренного от природы юного князя Глеба и принесли плод сторицею. Это был юноша не от мира сего: кроткий, благоговейный, милосердный к бедным, юный Глеб не терзался честолюбием, как все тогдашние князья, не добивался княжеского стола, не заботился о славе ратной и, живя все время с отцом своим, не участвовал в воинских походах вместе с братьями своими, считая для себя счастьем посещать каждодневно великолепные храмы, построенные отцом его, и присутствовать при богослужении».

Князь Глеб Андреевич скоропостижно скончался 20 июня 1174 года, незадолго до гибели его отца – князя Андрея Боголюбского. Довольно быстро возникло его почитание как местного святого, а в начале восемнадцатого века он был прославлен как «святой благоверный князь» и официально. Мощи Глеба Андреевича ныне покоятся в раке в Успенском соборе Владимира, где южный придел освящен в честь святого княжича, считающегося особым небесным покровителем этого города, стоящего на Клязьме.

Проблемы во взаимоотношениях с кланом смоленских князей, возникшие в ходе странного «выезда» Рюрика Ростиславича из Новгорода, чем дальше, тем становились все сложнее. Возможно, дело было в некотором высокомерии и потере чувства дипломатичности, которую стал проявлять князь Андрей Юрьевич с возрастом. Возможно, и в какой-то хитрой игре, которую стали вести сами смоленские князья, посчитавшие, что бывший союзник слишком уж жестко пытается их контролировать.

Непосредственным поводом для столкновения владимиро-суздальского князя с семейкой Ростиславичей стало старое подозрение в том, что брата князя Андрея – Глеба – все-таки в Киеве отравили. Доказательств никаких не было, были только невнятные слухи да несколько подозреваемых.

Однако Андрей Боголюбский воспользовался ситуацией, чтобы проверить степень лояльности киевского князя Романа и его братьев. Когда же Роман Ростиславич не отреагировал на жесткие требования суздальского князя, то с ним заговорили совсем по-другому.

Андрей Юрьевич приказал Ростиславичам убираться из контролируемых ими городов: «Подчиняйтесь воле моей с братьями, а потому уйди из Киева, а Давыд – из Вышгорода, а Мстислав – из Белгорода». Князья должны были не только покинуть свои «столы», но и вообще уехать в родовой Смоленск. Новым же повелителем Киева должен был стать, судя по всему, брат князя Андрея – Михалко Юрьевич, правивший Торческом.

Убийцы наносят первые удары князю Андрею Боголюбскому. Миниатюра Радзивиловской летописи

Послушался суздальского самовластца только один князь Роман. Видимо, ему, как и его брату Рюрику в Новгороде, надоело местное мятущееся, буйное и не слишком верное население, привыкшее к чехарде князей на главном русском «столе». Роман Ростиславич спокойно отправился в Смоленск, но после этого неожиданно возникла новая коллизия – князь Михалко Юрьевич покидать Торческ тоже не решился.

Видимо, на его позицию оказало влияние поведение других князей «смоленского корня» – ни Давыд Ростиславич из Вышгорода, ни Мстислав Ростиславич из Белгорода уезжать не стали, напрямую противопоставив свою волю воле великого князя Андрея. В таких условиях князь Михалко закономерно решил, что его старший брат неизбежно попытается наказать ослушников силой и ему в этом процессе придется принимать участие. А опираться в подобном положении на давно и прочно контролируемый Торческ будет куда проще, чем на бунтарский Киев, готовый в любой момент переметнуться на сторону более сильного или более удачливого. (Про угрозу со стороны старых «доброжелателей» князя Андрея – «западенских» князей, внимательно следивших за ситуацией вокруг Киева из своего волынского логова, – торческий князь тоже явно не забывал.)