Бригада (1-16) - Александр Белов

а не думать, ясно?! А думать за тебя другие будут!!

Муха оттолкнул опешившего приятеля назад и, с тяжелым сопением уставился на дорогу перед собой. На его скулах перекатывались желваки.

– Так, значит. Эти мухоморы пусть пока плавают, а с Беловым я сам разберусь, – наконец мрачно изрек он. – Всем передайте, чтоб его не трогали…

XVI

В физкультурном диспансере было многолюдно и шумно – здесь проводился плановый медосмотр. Коридоры старого тесного здания были заполнены молодыми людьми атлетичного вида – борцами, боксерами, штангистами и пловцами.

Такое огромное количество прямо-таки пышущих здоровьем парней здесь, в стенах медицинского учреждения, выглядело довольно странным и неуместным. Наверное, так же несуразно выглядела бы на старте марафонского забега толпа бабулек с палками и авоськами.

Большинство спортсменов относилось к этому мероприятию как к пустой формальности, а посему и вели себя соответствующе – балагурили, смеялись, заигрывали с проходящими по коридорам хорошенькими медичками…

– Филатов! – позвал, выглянув из кабинета, врач с наголо обритым черепом.

Фил зашел в кабинет и плотно прикрыл за собою дверь. Здесь было неожиданно тихо и даже, из-за опущенных штор, сумеречно.

– Здравствуйте, – кивнул он доктору и сразу прошел к креслу энцефалографа.

Эта процедура была ему давно привычна, вот только бритоголовый врач был ему совсем не знаком. «Новенький, должно быть», – подумал Фил.

– Будь и ты здоров, молодец! – сверкнув золотыми зубами, улыбнулся доктор. – Ну, присаживайся…

Фил уселся в широкое кресло, и врач нацепил на его голову резиновый обруч с пучком проводов, тянущихся к ящику энцефалографа. Бритоголовый доктор нажал на кнопку, прибор, негромко загудев, выдал широкую бумажную ленту, покрытую змейками энцефалограмм.

Нацепив на нос очки, врач принялся изучать результаты исследований, на глазах мрачнея.

– Та-а-ак… Именно этого я и боялся, – озабоченно пробормотал он, снимая с головы пациента обруч с датчиками.

Филу стало не по себе.

– Что-то не так? – встревоженно спросил он.

– Как посмотреть… – неопределенно двинул плечом доктор и шагнув к Филу, оттянул его нижнее веко. – Головные боли часто беспокоят?

– Только когда перепью, – он попытался отшутиться, но врач и не думал улыбаться. Филу пришлось пояснить: – Вообще-то это шутка – я не пью, совсем.

– Это ты своему тренеру расскажешь… Сколько лет занимаешься?

– Давно, лет десять – это точно.

– Ты же камээс? – доктор задавал вопросы, не отрывая глаз от бумаг пациента.

– Там запись старая, я весной мастера получил, – Фил ткнул пальцем в значок на лацкане пиджака.

– Молодец, – врач отложил в сторону медицинскую книжку, снял очки и в задумчивости потер переносицу.

Фил молчал, с тревогой ожидая продолжения разговора.

– Ну что я тебе могу сказать, Филатов… Не ты первый, у многих к этому времени в коре головного мозга происходят изменения. К сожалению – необратимые.

– Это что значит? – растерянно улыбнулся Фил.

– Это значит, парень, что с боксом тебе придется завязывать. В противном случае последствия могут быть самыми печальными… – доктор положил на плечо оторопевшего парня руку и заглянул ему в глаза. – Тебя сколько по голове долбили, а? То-то! А в результате – множественные микроскопические кровоизлияния и… Короче, продолжишь выступать – станешь как Мохаммед Али. Видел, как он в Лос-Анджелесе олимпийский огонь нес? Болезнь Паркинсона – это, брат, не шутка, ясно?

– Да при чем здесь Мохаммед Али? – подскочил с кресла Фил. – Доктор, вы на меня посмотрите – я же здоров как бык! Да я головой могу стены ломать!

– Только не у меня в кабинете. Ладно, что я тебя как маленького уговариваю? – поморщился врач. – В общем, так: я отправлю свое официальное заключение в твое общество, а там пусть решают – что с тобой делать!

– Да пиши куда хочешь! – вдруг сорвался Фил.

Чертыхаясь про себя, он пулей выскочил из кабинета.

– Ну и дурак!.. – доктор, покачав головой, скомкал его энцефалограмму и с досадой швырнул её в урну.

В коридоре Фил быстро остыл. Ему было ясно: если в общество поступит бумага из диспансера – все, это конец. Его спишут в два счета, и никакие уговоры там не помогут. Если что-то и можно было сделать, то только здесь, в диспансере. Лишь этот бритоголовый док мог решить его судьбу. Нет, надо было во что бы то ни стало попытаться с ним договориться!

Фил развернулся и снова открыл дверь кабинета.

– Доктор, так что – вариантов вообще никаких? – примирительным тоном спросил он. – Неужели ничего нельзя сделать?..

– Зайди-ка, – кивнул врач.

Он встал из-за стола, подошел к Филу и плотно прикрыл за ним дверь.

– Ты вот что, Филатов, ты духом-то не падай, – ободрительно улыбнулся он. – Можно ведь не только на ринге выступать, как ты считаешь?

– Ну, наверно… – не понял тот.

– Я вижу, парень ты хороший, жалко, если вот так пропадешь. Поверь, я многих спортсменов знал… Некоторые чемпионами были, а теперь по пивнухам пасутся, – бритоголовый доктор говорил мягко, участливо и убедительно. – Но тебе, Валера, если хочешь, я мог бы помочь. Правда, с одним условием – чтобы все осталось строго между нами…

– А это смотря о чем говорить будем.

– Договоримся!.. – сверкнул золотыми зубами врач и дружески похлопал Фила по плечу. – Ты что-нибудь слышал об экстремальных боях?..

Они долго беседовали за закрытыми дверями – очередь в коридоре уже начала роптать. Наконец Фил вышел из кабинета, сжимая в руке бумажку с адресом. В дверь тут же сунулась чья-то нетерпеливая голова.

– Можно?..

– Минутку, – врач затворил дверь и снял трубку телефона.

– Гришаня? Здорово, старый, – весело говорил он. – Ну что, нашел я тебе ещё одного. Прикинь – боксер, мастер спорта, полутяж, не парень – картинка! Да, я его к тебе отправил, прямо сейчас. Запиши – Филатов Валерий. А?.. Нет, не думаю. По-моему, это как раз то, что надо – олух полнейший! Я, говорит, могу стену головой пробить! Так что, Гришаня, с тебя причитается… Ну да, как обычно… А? Ага… Ну давай, не кашляй!..

Доктор нацепил очки, одернул халат и, открыв дверь, позвал:

– Следующий!…

XVII

Дело у собачника было поставлено по-хозяйски, на широкую ногу. Небольшой двор весь был заставлен клетками, в некоторых из них сидели собаки – причем не только мастифы. Белов успел заметить и пару доберманов, и одинокого грустного ньюфаундленда.

Сам хозяин – плотный краснолицый мужчина лет пятидесяти – тоже производил впечатление человека основательного