Мир уршада - Виталий Сертаков

Мы взбирались им навстречу, по шершавой извилистой тропе, покрытой крупными кристаллами соли. Копыта скакунов вязли в сыпучем известняке, пот струился по глянцевым шкурам. Мы поднимались все выше, навстречу оскаленной морде луны, вдыхая расплавленный жар пустыни, а далеко внизу, по насыпям, торопились за нами двенадцать черных всадников. Я оборачивалась и пересчитывала рыцарей Плаща, пока они не спешились и не втянулись, один за другим, в трещины ледников.

Итак, они не отважились вернуться к председателю без моих ушей. Очень плохо. Стало быть, они предпочли смерть среди соленых миражей. Спустя две дюжины песчинок донесся хлопок, и сонная пыль взметнулась искристым облаком, только облако было цвета расплавленной вишни. Тонг-Тонг улыбнулся мне и показал два пальца. Моему верному Тонг-Тонгу всегда известно, сколько вражеских сердец остановилось. Впрочем, он умеет убивать и, не останавливая сердца.

Мы погрузились в расщелину, и стены, помнившие миллионы дождей, гулко сомкнулись вокруг нас. Изрезанные ветрами и дождями, они слоились мягкими полосами сангинового, палевого и сахарно-белого оттенков. Их хотелось слизывать, как слои нежного крема с торта. Пахло конским потом, теплой кислой латунью и разогретой кожей. Небо, заполненное рыжим песком, превратилось в ломаную нить над головами. Иногда мы садились в седла, но коням было все труднее взбираться по высохшему руслу. Я берегла своих рабов и своих коней, ибо это основная заповедь хозяина — подносить слугам первую горсть еды, первый глоток воды и первую подстилку на ночлеге. Так учила меня Мать Красная волчица, и точно так же повторял мой пропавший супруг. Мы вели коней под уздцы, а иногда верные Хор-Хор и Тонг-Тонг впрягались вдвоем или подлезали бедным взмыленным скакунам под брюхо, чтобы помочь взобраться на высокий порожек.

Иногда ущелье раздваивалось, в стороны манили тенистые тропки, пещеры с холодным пеплом костров приглашали отдохнуть. Мы могли бы давно свернуть влево и по старой дороге Каторжников спуститься к оазису Дахеб, но именно этого от нас и ждали преследователи. Вне всякого сомнения, к оазису был уже послан на перехват другой отряд убийц. По старой дороге, пробитой от соляных копей к Бухруму, можно было пойти и в обратную сторону, к заброшенному рудничному поселку, где по ночам воют одичавшие псы и скрываются иногда беглые преступники. Однако за рудничным поселком мы оказались бы в тупике. Там лысые скалы замирают глухой подковой, образуя котловину, а внизу, на остром щебне покрываются солью скелеты тех, кто не ушел от погони Бухрумских жандармов.

Еще имелся путь направо, все время направо, вдоль границы известняков, так похожих издалека на ледники, до пахнущих рыбой плесов Акын-Дарьи, а там мы могли бы надолго укрыться в затонах, среди редких поселений черноногих кочевников. Я умею разговаривать с кочевниками, нас не продали бы в рабство перекупщикам Орды, и не сделали бы из нас манкуртов. Но тогда мы не вышли бы к Янтарному каналу. За Акын-Дарьей на тысячи гязов пути нет ни единого Янтарного канала, годного для переправы на твердь Великой степи. Мы не вправе вечно прятаться в степях, у Камня пути короткая жизнь.

Мать Красная волчица надеялась на живой подарок.

Поэтому я избрала самый нелепый и самый чудовищный, с точки зрения погони, путь. Я повела своих верных всадников прямо в горы, по дну ущелья. Туда, где вскипали зарева миражей, где откладывали яйца черные упыри, где водили хороводы пещерные оборотни. Несмотря на то, что кровь почти кипела в моих жилах от зноя, я не сошла пока с ума и не собиралась идти по Каторжной дороге к Джелильбаду. Ведь именно этого ждали Гор-Гор и все остальные, кого увлек Камень пути.

Я вспомнила гнусную рожу звездочета в гебойде председателя и пожалела, что не перерезала ему горло. Благодаря этой крысе о Камне пронюхали слишком многие. В тот момент я не подозревала, насколько была права. Я вспомнила о Рахмани. Если бы он находился сейчас подле, он нашел бы другой Янтарный канал. Ведь Рахмани из тех, кого мой муж называет…

Нет. Я вовремя сдавила глотки своим безумным мечтаниям. Если Рахмани каким-то чудом оказался бы рядом, он нашел бы Янтарный канал в степях Акын-Дарьи, он все умеет…

Но на тверди Великой степи мне пришлось бы забрать его жизнь. Слишком велика цена хрустального Камня по сравнению с забытыми нежностями и призрачным маревом будущего, которое никогда для нас не наступит. Саади не позволит мне передать подарок уршада тем, кому он предназначен…

Поэтому я совершила первую серьезную ошибку.

Я повела слуг сквозь мили соленых лощин, так похожих на лед, в самое сердце горного архипелага. Где-то там, в прогалине между синих кудрявых исполинов, в краю вечно молодых облаков, ждал Янтарный канал, подаренный мне моим суровым любовником Рахмани Саади. Это был только мой канал, только моя, завязанная в узел, замурованная тропа на родную твердь. И ни одна живая душа на вонючем Хибре не проникнет в узел и уж подавно не сможет встретить меня с той стороны, потому что на тверди Великой степи Янтарный канал открывается на дне Леопардовой реки…

Так я думала тогда, потому что не ведала истинной цены находки.

Спустя кувшин песка, или полчаса, как выражаются высоколобые умники на Зеленой улыбке, до нас донесся жалобный визг. Для моих ушей он прозвучал, как самая сладостная музыка, а верный Тонг-Тонг показал один палец. Первых двоих он взорвал зарядом превосходного рассыпчатого пороха, произведенного из селитры, которую добывает семья моего супруга Ивачича, а третьего рыцаря укусил скорпион, спрятанный в серебряном портсигаре, нарочно брошенном на тропе.

Рыцарей Плаща осталось девять. Хор-Хор показал на темнеющий излом неба и спросил на молчаливом языке семьи, не лучше ли нам вернуться и перебить всех врагов из засады. Я согласилась, хотя мы и теряли много времени. Очень скоро предстояло ставить ночной лагерь и сети для защиты от упырей. Но мне совсем не хотелось проснуться в окружении шестигранных стволов мушкетов.

Мы разделились, когда вышли на старую Каторжную тропу, но вначале я создала големов. Пришлось потратить остатки бесценной воды, чтобы замесить из белого песка три фигурки всадников. Хор-Хор принес мне на лезвии ножа кровь каждого из наших коней, я брызнула на грубые поделки и трижды произнесла заклинание Рогатого. Затем мы вскрыли вены и вылили на маленьких безлицых всадников свою кровь. Когда началось таинство обращения, слуги увели лошадей за угол. Животные иногда безумеют от страха, особенно лошади. Буйволы и овцы ничего не чуют, они будут размеренно жевать траву, глядя на растущих големов глазами томных красоток, но лошади, как и кошки, — тонкие натуры. Создатель отнял у них речь, зато наделил правом заглядывать за полог реальности. Люди так не умеют, даже Матери волчицы смиренно ждут возле трепещущей плотной ткани, охраняющей вход в чертоги сущего. Лошадям это легко, они видят многое, как и кошачья порода.

Когда рабы отошли, я сорвала печать на сундучке со снадобьями волчиц, осторожно сняла верхнюю крышку, прошептала молитву Родительнице мертвых и смешала толченые волосы оборотня с вытяжкой из спинного мозга ящера. Потом добавила еще кое-что запретное и обмазала големов. Они тут же встрепенулись, задрожали и завыли. Я упала на колени, повинуясь воле Родительницы мертвых, чувствуя затылком ее сырое, тухлое дыхание, чувствуя, как в аорте замерзает кровь. Родительница взяла у меня много, слишком много для такого трудного дня. Когда все закончилось, я, шатаясь, поднялась с колен и встретила обеспокоенные, пронизанные болью глаза верного Хор-Хора. Раб подошел и слизал кровь, текшую у меня из носа.