Кен - Наталья Андреева

— А мы чем здесь заняты? — хихикнула приятельница.

— Ладно, успокойся! — нахмурился Герман. — Это ты, Черри, их сюда послала?

— Милицию? Я.

— Правильно. А позвонить перед этим не могла?

— Герман, я…

— Все очень вовремя. Хорошо, что я был готов.

— Ты что, знал, что Женю убили?!

— Глупо скрывать. Конечно знал. Я был на стадионе. А у меня весьма примечательная внешность. Какая-нибудь дура вахтерша обязательно вспомнит и заложит. Как же! «Та-а-акой кра-а-асивый ма-ла-адой человек!» — пропел он.

Приятельница опять глупо хихикнула, и Герман зло на нее зыркнул. Ксения давно поняла, что он не дурак. Не в смысле, что учен или чересчур образован, а в простом житейском смысле. Как добыть денег и не попасться. Как решить проблему с Евгенией Князевой и опять же не попасться.

— И тебе не арестовали? — удивилась Ксения.

— За что? За то, что пришел посмотреть теннисный матч с участием своей любовницы?

— Бывшей любовницы. Я сказала следователю, что вы расстались, — упавшим голосом пробормотала Ксения. — Прости.

— Ничего. Все знают, что милые бранятся — только тешатся. Так, что ли, Черри? Что ж тут такого, если я пошел мириться?

— Как это мириться, Герман? — поднялась на локте женщина в алом белье. — А я? Разве мы не вместе собирались в Париж? Я и Виталика к матери отправила.

— Дура! — не выдержал Герман. — Кто меня сейчас пустит в Париж? С меня взяли подписку о невыезде. Я сейчас как собака на коротком поводке. Щелкаю зубами рядом с заветным куском мяса, а дотянуться не могу. Что это за странное завещание, Черри?

— Тебе разве сказали? — удивилась она.

— Спросили, знаю ли я суть завещания, оставленного Евгенией Князевой. Ха, завещание! Но это же полная чушь, так?

— Почти. Все поделить между мною и тем «шуриком», который ее больше всех любил. Последнее именно я должна засвидетельствовать.

— А если это определить невозможно? — осторожно спросил Герман. — Что за величина такая призрачная — любовь?

«Да, он явно не дурак». Сразу уловил суть. Ксения была уверена, что следующий вопрос Германа будет о том, много ли на счету Евгении Князевой денег. Про трехкомнатную квартиру, дачу гараж и две машины он уже знал.

— Я тоже так думаю. Насчет того, что лучше будет все поделить, — сказала она.

— Между кем?

— Между вами всеми. — Действительно, как и чем можно измерить любовь?

— А много нас всех было? — поинтересовался Герман.

— Шестеро.

— Черт побери! Где сейчас все эти «шурики»? Я даже предшественника своего не знаю!

— Я знаю. Почти всех… Герман, ты ее не убивал?

— Черри, это не имеет никакого значения. Думаешь, им будет легко это доказать? Ножом, в толпе. Тухлое дело. А вдруг это был маньяк? Разозленный поклонник поверженной соперницы. Такое ведь бывало, а?

— Она же перед смертью сказала…

— Ах да! Тогда просто повезло, что нас шестеро. И один уже отпадает, потому что он убийца. Раз убил Женьку, значит — здорово ненавидел. Какое ещё нужно доказательство, чтобы исключить его из списка наследников? Кстати, много у нее было денег?

— А тебе много надо?

— Ну, от половины всего я бы не отказался. А, Черри?

— Я подумаю.

— Я тоже.

— Знаете, я пойду, пожалуй.

— Иди, иди, — хихикнула приятельница. — Герман, ты проводишь? Только возвращайся быстрее. Я жутко хочу в Париж!

Когда они снова оказались в прихожей, Герман сморщился, словно от кислого, и тяжело вздохнул:

— О Господи! Почему ты не создал идеальных женщин?! Богатых, красивых и умных?

— По той же причине, что не создал и идеальных мужчин. Человек должен хоть чем-то оставаться недовольным.

— Черри, хочешь, я на тебе женюсь?

— На мне?

— Ну да. Тебе же только денег не хватает до идеала, так? А они у тебя скоро будут.

— У Жени есть мать.

— Где? Что-то я не припоминаю, — усмехнулся он.

— Она за границей. То ли в Италии, то ли в Испании. Вспомнила — в Италии. Потому что ее муж — итальянец. Вышла замуж за иностранца, познакомившись с ним на одном из теннисных турниров. А он миллионер.

— Тогда ей это наследство на хрен не нужно. — Он задумался, что-то про себя прикидывая, потом таинственно сказал: — Слушай, Черри, давай встретимся как-нибудь по-другому. Я чувствую, что тебе эта мымра приятельница тоже не очень нравится… Ты долго привыкаешь.

— К чему?

— К интересным отношениям. Долго Женька тебя ломала?

— Отстань!

— Хорошо. Где и когда?

— Я позвоню.

— Ты у нее в квартире живешь?

— Да.

— А мне нельзя?

— Хочешь, чтобы возникла версия, будто мы с тобой убили ее на пару?

— Ладно, тогда сам сниму квартиру.

— Это дорого! Откуда у тебя деньги?

Герман рассмеялся. В скудном освещении прихожей глаза его были совсем не зеленые, а почти черные, как и блестящие, гладкие волосы. Улыбка же показалась Ксении не просто злой, а хищной. Охотиться он умел. И Женя Князева недаром насторожилась. Она упомянула как-то, что наводит справки.

— Откуда, Герман? — повторила Ксения.

— Разве Женька ничего не рассказывала? Не успела или не хотела? А впрочем, теперь уже без разницы. Вовремя ей ножичек-то в спину воткнулся.

— Не сам. Его воткнули.

— Слушай, поди сюда; — горячо зашептал он, потянув Ксению на себя. — Разве нам с тобой было плохо? Даже в ее присутствии? Дай я тебя хоть потрогаю…

— Герман! — раздался из спальной капризный голос. — Герман, ты где?

— Еще эта корова здесь! — Герман выругался.

— Это ее квартира, — напомнила Ксения.

— Ладно, проехали. Как только сниму хату — позвоню. Жди.

Он все-таки успел несколько раз ее поцеловать. Даже в этих торопливых поцелуях Герман умел показать себя всего. Ксения выскочила из квартиры, думая: «Да что они, с ума все сошли, что ли?» Ксения чувствовала себя так, будто за ней началась охота. Но она знала по крайней мере одного человека, который ни за что не будет себя вести так. Тот, четвертый, на котором споткнулась вчера. Самый симпатичный из всей шестерки. Не внешне, нет. Ксении почему-то казалось, что он единственный был среди «шуриков» человеком.

Только выйдя из подъезда, Ксения вспомнила, что времени уже много и на улице совсем темно. Глубокая осень, почти зима. Самое неприятное в году время, которое лучше пережить в тепле, под одеялом. В такое время неприятно жить, а вот умирать легко. Потому что и на земле, и под землей одинаково холодно… Ксения никак не могла согреться, стоя на автобусной остановке, и мрачные мысли сами собой лезли в голову.