Мифы и легенды народов мира. Ранняя Италия и Рим - Александр Немировский

– Смотри, это Троя! – воскликнул Ахат, указывая на дивное изображение стен и ворот с возвышающимся вдали дворцом Приама[60].

– Да, это наша несчастная Троя, – согласился Эней, и слезы оросили его лицо обильным потоком.

На другой доске было изображено поле битвы. Художник, должно быть, сам воин, с удивительным знанием дела показал схватку двух воинств. Троянцев можно было отличить от ахейцев. Безбородый Ахилл легко узнавался по надменно вздернутому подбородку. Взгляд Энея перенесся к другой расписной доске. Белел ряд островерхих шатров. Блестела поверхность реки. У самой воды паслись распряженные кони. Один из них, чем-то напуганный, повернул голову с раздутыми ноздрями. Из шатров выбегали полуодетые чубатые воины с мощными разрисованными телами. Конечно же это фракийцы Реса[61], застигнутые врасплох нападением Диомеда. Следуя далее, остановился Эней у картины, изображавшей троянок, шествующих к храму Афины Паллады. Волосы распустив, несли они в дар одеяние, то, что выткали сами в слезах и волнении о сыновьях и мужьях, защищавших отчизну. Подняты к небу ладони. На лицах скорбь и мольба. Но отвернулась от них богиня и потупила взор.

Лицо Энея вдруг стало белее снега. Художник изобразил останки того, кто был ему другом. Гектор валялся в пыли, а старец Приам простирал свои руки к Ахиллу, предлагая выкуп ему. Из уст Энея вырвался вопль и слезы, полившись потоком, его ослепили.

– Нет, Ахат! От нашей Трои остался не дым ее имени, – проговорил Эней, вытирая тыльной стороной ладони лицо. – Слава о ней живет и на чужбине. Вызывая сочувствие, может она выручить нас[62].

Послышался шум голосов. По проложенной к храму дороге двигались непринужденно юноши в богатых одеждах и с ними молодая женщина, вся в пурпуре, увенчанная диадемой. Дидона! Так вот она какая! В ее облике ничего не говорило о перенесенных страданиях.

Процессия внезапно остановилась. К ногам царицы, выбежав из-за дерева, бросилось трое мужей.

Умоляющий Приам перед Ахиллом.

– Да это же наши Клоант, Антей и Сергест! – воскликнул Ахат. – Они спаслись и о чем-то просят царицу.

Дидона сделала знак рукой. Троянцы поднялись с колен. И вот уже слышно в храме, что отвечает царица троянцам:

– Будьте спокойны. Я помогу вам отплыть, дам припасы. Если же захотите остаться, город мой – ваш. Энея же я отыщу, прикажу обыскать побережье, всю Ливию.

– Не надо меня искать, царица, – сказал Эней, выходя наружу. – Я перед тобой.

Дворец, казавшийся снаружи незавершенным, внутри был убран с царской роскошью. Готовя пир в честь заморских гостей, рабы расстилали искусно вытканные ковры. Юные рабыни уставляли столы серебряными кубками, на которых искусным резцом были выбиты деяния предков Дидоны – мореходов, открывателей далеких стран и островов. Слуги несли воду для рук, яства и корзины с плодами.

Посредине на золотом ложе возлежали царица и рядом с нею Эней. По обе их стороны на расписных лодках расположились троянские и карфагенские юноши. Прозвучал рог трубача Энея Мизена, и все взоры устремились к высокой двери, откуда, как уже было известно и хозяевам и гостям, должны внести дары уничтоженного пламенем города. Эней отправил за ними к кораблям Ахата, повелев ему привести и Аскания.

Да вот и Ахат с царским жезлом. В былые дни его всегда носила впереди отца Илиона, старшая дочь Приама. Вслед за ним появилось покрывало цвета шафрана, расшитое золотыми листьями аканфа, – то самое, которое получила Елена от матери своей Леды, и той же работы хитон. Диадему, сверкающую драгоценными камнями, нес мальчик удивительной красоты, выступающий походкою Юла. И никто в зале не знал, что это не сын Энея Юл, а бог Купидон. Опасаясь за судьбу Энея и его спутников, Венера приказала своему отроку принять облик Аскания и внести в сердце царицы такое пламя любви к Энею, чтобы в нем сгорела память о ее первом муже и никто из бессмертных не мог бы изменить ее чувств.

Купидон, обняв Энея, бросился к царице и передал ей диадему. Она притянула его к себе, прижала к груди и усадила на колени. Не знала несчастная, что на коленях у нее всемогущий бог и прикосновение его по-детски пухлых губ ничем не уступало стреле из лука, способной пробудить страсть в любом человеческом сердце.

Пир в честь пришельцев длился до темноты и зашел за полночь. Слуги зажгли бесшумно светильники и удалились. Все взгляды устремились к Энею. Наступила такая тишина, что можно было слышать его дыхание. И вот он начал рассказ.