Чемодан миссис Синклер - Луиза Уолтерс

Но меня интересует ее мнение. Она знает, что я не смогу быть по-настоящему счастлива с таким мужчиной, как Чарльз Дирхед, даже если он симпатичен и внимателен. А я знаю, что она об этом знает. По ее мнению, я заслуживаю лучшего. Наверное, она права. Но при моей одинокой жизни Чарльз меня вполне устраивает. Он по-своему милый человек. Я достаточно в его вкусе. Правда, об этом я узнала по косвенным намекам. Напрямую таких слов он мне не скажет. Я могу затеряться в его жизни, а это значит, мне не надо будет особо задумываться о своей. А моя жизнь несравненно лучше, чем его. В этом я убедилась.

Ко мне он пришел хмурый и напряженный. Я поставила для него диск Билли Холидей. Мы оба любим джаз. Хорошо, когда есть что-то общее. Я спросила, не хочет ли он расположиться на диване в моей маленькой уютной гостиной, а я помассирую ему плечи и налью рюмочку вина… Так лучше. Мои усилия принесли результат. Он уже улыбается. Спрашивает, что сегодня на обед, поскольку из кухни очень уж вкусно пахнет. Ему не верится, что он может остаться на ночь. Это будет нашей первой ночью, проведенной вместе. Он потягивает вино и самодовольно улыбается. Я спрашиваю, по какому поводу. Оказывается, машину он оставил за две улицы до моей. «Никогда не знаешь, с кем случайно можешь столкнуться», – говорит он.

Нашей встрече мы обязаны… болезни матери Франчески. Да, старуха опять заболела. Ей не усидеть на месте, порывается что-то делать и без конца спотыкается и падает. То чем-нибудь порежется, то кость сломает. В общем-то, с ней ничего серьезного не случилось, но, по мнению Чарльза, теще понадобится операция. Переезжать в пансионат для престарелых она наотрез отказывается, и это есть не что иное, как старческий эгоизм по отношению к Франческе. У нее своя жизнь, свои дела. Она не может все бросать и мчаться в Дейлс на каждый мамочкин чих.

– Удача нам улыбнулась, – сказал он, позвонив мне и сообщив эту новость.

Я не люблю, когда он звонит мне на работу. Хорошо хоть, что на мобильник, а не на магазинный телефон. В моем списке контактов Чарльз закодирован под именем Эшли.

Оставив Эшли в гостиной, я иду на кухню заканчивать приготовление обеда. Себе я тоже налила рюмочку. Потягиваю вино и думаю: может, показать ему письмо деда? Нет, не стоит. Скорее всего, Дирхеду это будет неинтересно, а я предам и деда, и бабушку. Особенно мою бабуню. Ведь письмо адресовано ей.

Надеваю тонкое шелковое белье, купленное только вчера для этого великого события. Я выбрала темно-красный цвет, похожий на цвет крови из глубокой раны. На вид очень красиво, но мне в нем не слишком комфортно, но я игнорирую свои ощущения и думаю, как обрадуется Чарльз, когда начнет меня раздевать и увидит это белье. Надеюсь, ему понравится. И еще я надеюсь, что у нас будет бурный… О чем это я? Мы с ним недурно проведем время.

Мы этого заслуживаем.

Мы и в самом деле недурно проводим время. В постели Чарльз хорош. Могу сказать об этом, не покривив душой. Это составляет весьма значительную долю его обаяния. И в этом же – одна из причин, почему я остаюсь его… другой женщиной. Но я не могу отделаться от ощущения какой-то циничной пустоты всего этого.

В наших отношениях чего-то не хватает.

– А ты чего ожидала? – спросила Софи, выслушав мой рассказ.

У нее вид рассерженной домохозяйки. Она и стоит, как домохозяйка, уперев руки в бока.

– Не знаю, – бормочу я.

– Выкладывай начистоту.

– Я думала… Сама не знаю, о чем я думала. Хорошо иметь любовника… уж если другого слова не изобрели. Получаешь удовольствие. Это правда.

– Согласна. У тебя тоже есть право на удовольствия. Но от него ты их получаешь в урезанном виде. Надолго его не хватит. Да и зачем тебе отношения с женатым? Вечно оглядываться по сторонам. Ни расслабиться, ни пройтись, взявшись за руки… разве только миль за триста от нашего городишки. Это ведь ненормально. Ты же понимаешь: настоящие отношения – это не только секс.

– Да знаю я. Знаю. Все это как-то… пресно, что ли. Бесцветно.

– А я о чем говорю? На твоем месте я бы его бросила. Верни себе свободу. Надо идти вперед.

Я думаю. Снова и снова прокручиваю в мозгу слова Софи и прекращаю отношения с этим Дирхедом. Через два дня позвонив ему. Вот так.

– Чарльз? Извини, что звоню тебе на работу. Но это важно. Чарльз, дело в том… вряд ли нам стоит видеться дальше. Мы заходим в тупик. Думаю, наши отношения… себя исчерпали.

Он, как всегда, исключительно вежлив. Немного помолчав (видимо, переваривал свалившееся на него), он извиняется за то, что немало попортил мне жизнь.

Я отвечаю, что моя жизнь ничуть не пострадала. Просто меня удручают отношения с женатым мужчиной, поскольку у них нет перспектив. И, по правде говоря, мне стало скучновато.

Вежливости в его голосе поубавилось. Он спрашивает: не он ли причина скуки? Он что, такой зануда?

Я торопливо возражаю: нет, не он. Но наши отношения действительно стали скучными. Они меня все больше утомляют. Надо ли себя мучить?

Он говорит, что мне недостает восприимчивости, и он давно это знал. По его мнению, я резка и бесцеремонна.

Я извиняюсь и снова пытаюсь ввести разговор в нужное русло. Чарльз, дело в том…

Разговор заканчивается обещанием с его стороны более не искать встреч со мной. И конечно же, в стенах «Старины и современности» мы будем общаться так, словно ничего не случилось. Слава богу, это единственное место, где я могу с ним столкнуться!

Итак, отношения порваны. Осторожно спрашиваю про котенка. О, котенка я могу оставить себе. Он терпеть не может кошек и называет их проклятыми убийцами.

Нам с кисой будет хорошо вдвоем. Разумеется, я не стану скучать по Чарльзу и по нашим встречам дважды в месяц, по четвергам. Разве мне нечем заняться? У меня полным-полно домашней работы. Целая гора неглаженого белья; скоро надеть будет нечего. Сделаю в квартире косметический ремонт. Свожу свою новую кисуню к ветеринару… Чуть остыв, я понимаю: мне будет не хватать Чарльза Дирхеда. При всех его недостатках я буду скучать по его изысканным манерам. Однако я не стану поддаваться жалости к себе. Не позволю моей драгоценной уединенности вышибить меня из колеи. Уединенность – моя спасительная раковина, куда я прячусь. Уединенность – вовсе не то же самое, что одиночество. Я всегда чувствовала, что заслуживаю уединенности. Я выбирала это состояние, хотела его и предпочитала всем остальным. Когда ты в уединенности, никто и ничто не могут тебя задеть и сделать больно. Возможно, схожие чувства испытывала моя мать, когда однажды решила, что с нее довольно. Я этого, наверное, никогда не узнаю. Задумываюсь о том, как мы с ней, должно быть, похожи. Что она сейчас делает? Как живет? Как уживается с собой? Чувство вины – тяжкая ноша. Поэтому я снова и снова твержу себе, что поступаю правильно. Все так, как должно быть.

Выражаясь словами моего деда, я мысленно желаю Чарльзу обрести все радости этого мира.

Мне очень хочется поговорить с отцом о письме.