Джек на Луне - Татьяна Русуберг

— А где ты купался? На нашем берегу это запрещено. Это опасно!

Я удивленно выпрямился:

— Да чего опасного-то? Озеро прозрачное и даже не очень глубокое.

Но Себастиан уперся рогом:

— Купание разрешено только на городском пляже. На этой стороне не чистят дно, тут рыбаки и их снасти. Прошу тебя, обещай, что будешь ходить в Брюруп. Или хочешь, съездим в бассейн? Там горки, сауна, массаж. Тебе понравится.

Положила конец дискуссии ма:

— Жень, слушай, что человек говорит. Пляж, так пляж. Чего ты тут по кустам клещей собирать будешь? А теперь дуй переодеваться и руки мыть. К столу ты у меня в таком виде не сядешь!

Я быстро влез в черные штаны и футболку — единственные нормальные тряпки, нашедшиеся в парижском рюкзаке. Навестил ванную — с джакузи и душем в стеклянной кабинке. На пути назад не удержался и взбежал по лестнице на пролет вверх — почему-то на цыпочках. Меня с самого начала тянуло в башню, но так уж вышло, что посмотреть ее я еще не успел.

Блин, вот непруха! Дверь, ведущая с тесной площадки, оказалась наглухо запертой. Я попробовал заглянуть в замочную скважину, но там было темно, будто кто-то забил дырку бумагой или жвачкой залепил. Тут я заметил, что лестница здесь не кончается. Стальной винтовой трап вел еще выше, под самую крышу. Вот бы здорово было посмотреть с такой высоты на окрестности! Но меня ждал новый облом — снова заперто. Я подергал без особой надежды облупленную ручку двери и пошел вниз. Интересно, что Себастиан там хранит? Трупы убитых жен? Или порножурналы? Вот прикольно будет, если спрошу его об этом!

Но случилось так, что за столом мне стало совершенно не до башни. Я увлеченно хомячил куриную ножку, когда мой взгляд наткнулся на руку отчима, гуляющую по бедру ма. Столешница была стеклянная, как и многие другие вещи в этом доме, казалось состоящем из прозрачных поверхностей и зеркал. Кусок застрял у меня в горе, а хрустящая остренькая кожица вдруг показалась безвкусной и сухой, как старая подошва.

Я кашлянул, чтобы привлечь внимание:

— Э-э, мам, а у нас есть гостевая комната?

— Есть, — она осторожно подвинула ногу. Себастиан позволил своей руке соскользнуть вниз. — Даже две. А зачем тебе?

— Ну, я хотел друзей пригласить с ночевкой. Когда им можно приехать?

— Каких друзей? — гладкий лоб ма прорезала вертикальная складка, предвестница землетрясения.

— Из школы, — я почуял что-то неладное, но откуда ветер дует еще не раскусил.

— Этих арабов? — вилка матери звякнула о тарелку. Себастиан вздрогнул, непонимающе переводя глаза с меня на ма, которая перешла на русский.

Я постарался глубоко дышать и мысленно сосчитал до трех, прежде чем ответить:

— Мемета, Ибрагима и Микеля.

— Микель? — мама подложила себе еще овощей. — Он что, датчанин?

— Они все датчане, — я не заметил, как тоже перешел на русский.

Мать фыркнула, так что колыхнулось пламя свечей, торчащих из разных по высоте металлических трубок — тоже дизайн.

— Микель пускай приезжает. А этих террористов я на порог своего дома не пущу.

— Они не террористы, — глубоко дышать уже не получалось, в груди набухала горячая волна.

— Ну да, конечно, — нож матери так терзал куриную грудку, что брызги сока до меня долетали. — Только они тебя на наркотики подсадили, заставляют на учителей нападать и воровать.

— Чего?! — внезапно мне показалось, что все нереально, что я герой какого-то тупого сериала, и по роли мне полагается заржать над такой же тупой шуткой.

Себастиан среагировал на мой тон и встрепенулся:

— Джек, что происходит?

— Мать не разрешает пригласить в гости друзей, — выдавил я сквозь зубы, сверля притеснительницу обличающим взглядом.

Отчим покосился на застывшее, как маска, лицо ма и нервно промокнул салфеткой губы:

— Наверное, Катюша имела в виду, что сейчас не очень подходящее время. Я специально взял отпуск, чтобы побольше быть вместе с вами. Чтобы мы проводили время вместе — мы же теперь семья. Но когда я снова выйду на работу…

— Я имела в виду то, что имела в виду, — мама снова перешла на датский, и в голосе ее слышалась сталь. — Эти уголовники сюда не приедут. Ни сейчас, ни потом. Точка.

Я вскочил так, что стул чуть не опрокинулся, и попер к лестнице.

— Ты куда? — одернула меня мать. — Сядь сейчас же на место!

Ага, щас. Поскакал наверх через две ступеньки, влетел в свою комнату. Хлопнул дверью так, что книженция, которая на полке стояла, грохнулась на пол, раскинув крылья страниц. А, пофиг! Сунул руку назад в поисках задвижки — нету ее. Типично, мля! Вывалил внутренности рюкзака на койку, порылся в сидюках. Во! Как раз под настроение. Сунул "Линкин Парк" в вертак и врубил. Громче. Еще громче!

Да, именно так все и начинается. И прикид у меня вдруг не тот, и друзья плохие, и сам я — вор и торчок. Может, чем тряпки и друзей менять, проще сразу нового сына завести? Тут я подумал об Ибрагиме с его дебильным "хоботом" и сюрпризом через девять месяцев. Взревел, смел все с кровати, пнул матрас от души, так что лодыжка вспомнила, что подвернута была.

Вдруг слышу — стук в дверь. Подумал, что ма, и не реагирую. Снова стучат и голос Себастиана орет, перекрывая бас-гитару:

— Джек, открой. Надо поговорить.

— А мне не надо! — я плюхнулся на кровать и в потолок уставился, будто там решение всех проблем было большими буквами написано.

— Джек, ты ведешь себя сейчас, как ребенок, — не сдавался отчим за дверью. — Давай договоримся: ты меня впустишь, выключишь музыку, а я постараюсь уговорить маму пойти на уступки. Идет?

Я представил себе, как Себастиан будет ма уговаривать — рука, бедро, губы — и швырнул со всей дури в дверь подушкой. С той стороны пошкрябалось еще немножко, а потом стихло.

Я ждал, что вот-вот в комнату ворвется мать. Мы, как обычно, наорем друг на друга, потом она будет тихонько всхлипывать над стаканчиком с валерьянкой, а я обниму ее, поспрошу прощения, и все снова будет хорошо. Может, я даже смогу ей объяснить про Мемета с Ибрагимом.

Ждал долго. Но она так и не пришла.

В ту ночь мне в первый раз приснился тот сон. Я знал, что это сон, потому что в реальности такого просто не могло быть.

Я стою в комнате, освещенной только мигающим светом большого плазменного экрана на стене. Кажется, идет вечернее шоу, но звука нет. Вообще. Будто все происходит в немом кино. С цветами тоже что-то случилось: они вылиняли до монохромной гаммы. Черный, белый. И еще красный. Много красного.