1916. Война и мир - Дмитрий Миропольский

— Всего учесть и предусмотреть невозможно.

— Невозможно, но и не требуется. Достаточно ухватить основное и понять: когда, в какой момент и какую именно особенность лучше использовать. Дальше. Каждая команда выступает под флагом страны, как самая настоящая армия. Наступает и защищается, как армия. И анализ тренера — та же самая тактика и стратегия полководца, командующего своей армией.

— Вы говорите о футболе как о настоящей войне! Лужайка — театр военных действий, команды — войска воюющих стран, ворота — столицы, разметка — линии границ… Интересная игра получается!

— У всякой медали есть две стороны. Можно говорить об Играх как о способе прекращения конфликтов, как о способе поиска их решения на спортивной арене. Говорить о сублимации военной агрессии в спорт. Или, напротив, можно видеть в Олимпиаде возможность определить слабые стороны противника, возможность показать свою силу и — сознательно или нет — заявить об амбициях геополитического масштаба. Ведь то, как ведут себя на поле игроки, как выступают команды, совершенно соответствует положению в их стране. Бедное государство или богатое, была там революция или нет, спокойная в нём жизнь — или как на вулкане… Наконец, поведение спортсменов — заметьте, именно поведение, а не результаты! — зависит от того, насколько силён в них национальный дух. Так что рассматривать Игры можно с очень разных точек зрения!

Дмитрий Павлович поманил стоявшего наготове стюарда с лимонадом. Было действительно очень жарко, темп разговора всё возрастал, и от переключений с темы на тему, казалось, мозги могли закипеть в любую секунду.

Услышанное подтверждало собственные мысли великого князя, только Келл точнее формулировал и логичнее связывал. Справедливости ради стоило бы добавить ещё то, что соединяет две стороны медали. Деньги. Экономику как зеркало политики, или наоборот. Стремление к новым территориям, новым богатствам, новой власти…

В кавалерийской школе не готовили к тому, чтобы оперировать глобальными категориями, рассуждая в масштабе стран и народов. Да и педагоги нечасто хвалили Дмитрия Павловича за успехи в юридических и экономических науках, необходимых для государственного деятеля. Но голова у него была хорошей, а учили отпрыска императорской фамилии всё же на совесть.

Великий князь понимал: Вернон Келл кругом прав. И двадцати лет не прошло, как началась история новых Олимпиад, а вокруг них уже вовсю полыхают политические и финансовые скандалы.

Кто-то требует провести следующие Игры у них в стране и грозит ультиматумами. Ну какая разница, где будут бороться, прыгать, бегать, стрелять и гонять мяч?

Кто-то настаивает на дисквалификации олимпийского чемпиона и лишении его медалей. И что это даст? Ведь соревнования уже прошли, медали вручены и все газеты об этом написали!

Кто-то клянётся и утверждает, что его команду засудили… Впрочем, это как раз можно объяснить стремлением к справедливости — или желанием оправдать проигрыш…

Организаторы соревнований устраивают лучшие условия для своих спортсменов, старательно оттирая остальных от пьедестала почёта. В драке за награды иные не брезгуют даже сомнительными средствами, как будто от количества медалей хоть что-то в мире зависит… Или всё же зависит, если так дерутся?!

Англичанин невозмутимо молчал, потягивая освежающий напиток, а Дмитрий Павлович продолжал размышлять о военной подоплёке Олимпиады. Он представил себе матч, в котором жребий свёл Турцию, например, с Сербией или Болгарией. Перед глазами возникла картина фантастической схватки на футбольном поле.

Сербы договариваются с болгарами и атакуют турок. Русские бросаются помогать сербам, и на стороне турок тут же появляются германцы. Вскоре к ним присоединяются австрийцы с итальянцами — которые при этом успевают ещё ссориться между собой.

Англичане, поколебавшись, поддерживают русских. Но не потому, что русский император — кузен английского короля. И не потому, что императрица — дочь английской принцессы и внучка королевы. И не потому, что две страны связывает военный союз. И уж точно не потому, что англичане очень любят русских. Англия приходит на помощь России по той причине, что Германия для Англии — враг больше, чем Турция — друг. Вот так!

Американцы же спокойно посматривают на всё это с трибун за океаном — рассуждая, чем бы поживиться в европейской драке…

Фантазии фантазиями, но в олимпийском футболе ведь почти так и случилось! Отказ французов от игры вывел в следующий круг Норвегию. Шведы помогли России — родине своей будущей королевы — без игры пройти в четвертьфинал. При этом не забыли Данию — соседа, союзника и родину вдовствующей российской императрицы, матери Николая Второго. Германцев столкнули лбами с их стратегическими партнёрами — австрийцами, причём и фигурально, и буквально: германский вратарь и форвард сборной Австрии с разбитыми головами оказались в госпитале…

На лице Дмитрия Павловича отобразилась такая буря чувств, что Вернон Келл поспешил вмешаться:

— Бог с вами, не заставляйте меня сожалеть об этой беседе! То, о чём мы говорили, будоражит умы многих поколений. Целые народы и гениальные правители ломают головы в поисках железных достоинств своей нации, которыми было бы можно целиком покрыть все недостатки. Или пытаются проникнуть в тайну недостатков своих противников, чтобы усилить ими свои достоинства… Так сказать, анализируют игру. Но абсолютного оружия, по счастью или на беду, ещё никто не нашёл. Наверное, не найдём ни вы, ни я. Хотя, если придётся, станем частью этого оружия. Ведь мы с вами офицеры! Однако любой разговор имеет свойство заканчиваться, ваше императорское высочество…

Вернон легко поднялся из шезлонга, и Дмитрий Павлович тоже встал.

— Я получил большое удовольствие от общения с вами, — сказал он. — При случае с радостью продолжу этот разговор. Если окажетесь в Петербурге, милости прошу ко мне.

— Благодарю вас, польщён, — коротко, с достоинством поклонился англичанин. — Мне действительно доводится бывать в России, и я полагаю, мы сможем встретиться ещё не раз.

— Тогда обязательно заглянем в тир на Крестовском, и там я докажу, что револьвер Нагана ничуть не хуже револьвера Уэбли-Скотта, — улыбнулся великий князь. — И что русские вовсе не такие плохие стрелки, как об этом пишут… Репортёришка прав: мы ещё ответим шведам Полтавой!

— Забудьте о шведах, — ответил Вернон Келл. Сделавшись серьёзным, он указал на лежащую у ног газету. — Дело вам придётся иметь с Германией.

Сибирь не в счёт. Финляндия, Закавказье и Бессарабия. Самара и Саратов, Прибалтика, Ставропольская губерния и столичный Петербург…

Максимилиан Ронге поставил вентилятор так, чтобы струя воздуха била прямо в лицо. И всё равно мысли ворочались с трудом: в кабинетах Evidenzbüro, службы военной разведки и контрразведки императорского и королевского Генерального штаба Австро-Венгрии, было душно.

Капитан Ронге просматривал аналитическую записку о российских немцах. Девятый по численности народ в империи. Есть места, где немцы селятся особенно компактно. Что ж, Закавказье от Европы далековато, сибирские края тем более, а вот Бессарабия — это уже интересно. Финляндия — тем более. О Петербурге и говорить нечего…